Перезагрузка или Back in the Ussr (трилогия)

Тут зазвонил телефон. Романов снял трубку и, выслушав невидимого собеседника, сказал:

– Пусть заходят.

Спустя несколько секунд порог кабинета переступили Цвигун, Шелепин и Матросов.

– Ждет в приемной, – ответил на вопросительные взгляды присутствующих Шелепин.

– Предварительную беседу мы с ним провели, – добавил Цвигун.

– И как результат? – поинтересовался Машеров

– Вроде подействовало, – ответил Матросов. – Лично у меня такое впечатление.

– У меня тоже, – сказал Шелепин. – Но расставить все точки над i необходимо. Все же частная беседа и почти официальный разговор – далеко не одно и то же.

Романов, взяв трубку, коротко произнес: – Пригласите.

Дверь открылась, и в кабинете появился пожилой человек восточной внешности. Представлять его не было необходимости, все присутствующие прекрасно знали первого секретаря ЦК компартии Узбекистана Шарафа Рашидова. Тот старался держать себя в руках, но небольшой тремор пальцев рук выдавал его волнение.

– Входите и присаживайтесь, Шараф Рашидович, – сказал Романов. – Разговор у нас с вами будет серьезный.

После того как Рашидов опустился на стул, Романов продолжил:

– Семен Кузьмич, Александр Николаевич и Вадим Александрович уже беседовали с вами. Смысл этой беседы присутствующим известен, и повторяться незачем. Но чтобы внести полную ясность, я предлагаю вам ознакомиться с этими документами.

Романов протянул Рашидову несколько листов с машинописным текстом. Рашидов, надев очки, начал читать. По мере того, как он углублялся в текст, Шараф Рашидович становился все бледнее, видно было, что в руках он себя удерживает с трудом. Закончив чтение, Рашидов положил бумаги на стол, на мгновение закрыл глаза, а затем обвел взглядом присутствующих.

– Я все понимаю, – заговорил руководитель Узбекской ССР. – Это расстрельный приговор

– И не один, – абсолютно спокойно подтвердил Романов. – Причем, это далеко не все. Но мы позвали вас не для того, чтобы запугивать. Поверьте, Шараф Рашидович, будь на вашем месте некоторые другие люди вашего ранга, мы бы не стали тратить время на беседы с ними. Этот разговор состоялся, потому что вы фронтовик, проливали кровь на передовой в самое тяжелое время, имеете ранения и боевые награды, и понятие о чести все же не утратили. И еще нам известно, что в случившемся не только ваша вина, но и тех, кто требовал от вас нереальных цифр поставок хлопка. Это, однако, не снимает с вас ответственности. Вы могли отказаться и уйти, но не сделали этого. И за рост в вашей республике байства, воровства, коррупции, национализма вы тоже в ответе.

– Да, я мог отказаться, – ответил, помолчав Рашидов. – Испугался. Четверть века жизни, такое положение… Все псу под хвост. А что дальше? И детям бы жизнь испортил. Страшно. Не смог. А теперь то же самое, только намного хуже. Суд. Позор. Хоть стреляйся…

– А вот этого не надо, Шараф Рашидович! – сказал Машеров. – Слишком легкий путь. А кто исправлять все будет? Пушкин? Или Алишер Навои?

– Петр Миронович прав, – сказал Романов. – Сделанное исправлять придется. Первым секретарем в Узбекистане, вам, понятно, уже не быть, хотя какое-то время еще придется. Поможете Цвигуну, Шелепину и Матросову очистить республику, да и соседние, от ворья и гнили, сообщив все, что вам известно о противозаконных делах. Ну и сдав в казну все незаконно нажитое. Вашей семьи это тоже касается. Ну а когда ситуацию в Узбекистане удастся разгрести, организуем вам по собственному желанию переход на дипломатическую работу. Поедете, к примеру, послом в Австрию. Страна тихая, благополучная, нейтральная. Какой-то напряженной работы не предвидится. У вас будет время заняться литературным трудом. Он ведь вам нравится?

– Поверьте слову офицера, Шараф Рашидович, – сказал Ивашутин, – в Вене вам понравится. Приятный город. А какие там кафе и кондитерские!.. При всем уважении к вашим узбекским чайханам, Вена в этом отношении вполне может потягаться с Ташкентом, Самаркандом и Бухарой! Я уж не говорю про знаменитую Венскую оперу…

– Хочу только добавить, – продолжил Романов, – что в случае любых попыток хитрить и кого-то выгораживать – хоть друга, хоть родственника – мы будем считать, что этого разговора не было. Тогда будут разговоры в другом месте, с другими людьми и на другие темы. Это не попытка запугать, я всего лишь вношу ясность, чтобы не было недопонимания. Итак, – генсек в упор посмотрел на Рашидова, – вы готовы работать на таких условиях?

– Готов, – выдохнул Рашидов и, помолчав несколько секунд, улыбнулся. – И рахмат, товарищи. Не за то, что дали шанс, и не за то, что избавили от позора. Просто теперь можно не бояться. Это тяжело, бояться день за днем, год за годом… Надоело, устал. А теперь страха нет. Все ясно и просто, как в молодости, на фронте. Тут свои, там враги…

– Тогда на этом наш разговор можно закончить, – сказал Романов, – У нас есть еще дела. А вы можете идти, Шараф Рашидович. Позже Семен Кузьмич, Александр Николаевич и Вадим Александрович встретятся с вами и обговорят подробности вашей совместной работы. Думаю, излишне напоминать, что все это должно остаться между нами.