Пережитое. Воспоминания эсера-боевика, члена Петросовета и комиссара Временного правительства

Азеф сообщил адрес любовницы Дурново, к которой тот будто бы ездил по пятницам – на Пантелеймоновской улице, но и наблюдение за этим домом не дало результатов. Мы не спрашивали тогда, откуда Азеф получил эти сведения, но позднее оказалось, что сообщенный Азефом адрес был точен (быть может, конечно, Дурново ездил к своей даме в другие дни…). А между тем мне однажды случайно пришлось его встретить! Это было на Царскосельском вокзале. Я зашел туда купить газету, и мой уже привыкший к наблюдению глаз сразу заметил какое-то необычное оживление. По сторонам шныряли какие-то фигуры, старавшиеся быть незамеченными, – я сразу понял, что то были полицейские сыщики из охраны министра. Я уже подумывал о том, как бы мне самому незаметно стушеваться, чтобы помимо воли не попасть в неприятную историю, как увидал спускавшегося с высокой и широкой внутренней лестницы вокзала старика небольшого роста с характерными белыми «бюрократическими» котлетами-бакенбардами. Он шел, и кругом него было какое-то странное пустое пространство…

Одет он был в тяжелую меховую шубу, которая спереди широко распахнулась. Не торопясь, он спустился по лестнице, сел в поджидавший его экипаж, запряженный парой лошадей, и уехал. С ним вместе исчезли, как по мановению ока, и все подозрительные тени, которые только что заполняли вокзал. Он был доступен не только для динамитного снаряда, но и для револьвера. Когда я на очередном свидании с Азефом рассказал об этой встрече, он отнесся к моему рассказу очень скептически и даже насмешливо, но я также вдруг с удивлением почувствовал, что он был почему-то моим рассказом недоволен. «Чем это Иван недоволен?» – с недоумением спрашивал я себя. Только много лет спустя, когда Азеф не только был разоблачен, но когда были опубликованы некоторые подробности из полицейской и провокаторской работы Азефа как раз за это время, выяснилось, что Азеф с какого-то определенного момента все время держал Департамент полиции в курсе той слежки, которая велась за министром Дурново членами Боевой организации. Поэтому, конечно, не было ничего удивительного и в том, что наши товарищи ни разу Дурново не видели. А моя собственная встреча с Дурново была совершенно случайной…

Подобный же случай произошел и с одним из следивших за Дурново, из группы «газетчиков». Он, как и все его товарищи, несмотря на все усилия, не мог выследить и увидать Дурново. Но однажды, когда он со своими газетами стоял на углу Загородного проспекта, недалеко от Царскосельского вокзала, к нему подошел не кто иной, как сам Дурново, и купил у него «Новое время».

Террористу ничего не оставалось делать, как смотреть вслед удалявшемуся министру – он не был вооружен. Дурново, очевидно, избегал открытых выездов в карете. Но никто из нас тогда не делал из этого необходимого вывода, что Дурново предупрежден о слежке. Все лишь видели, что испытанные способы наблюдения через переодетых извозчиками, папиросниками и газетчиками результатов не дают.

Абрам Гоц передал в организацию новое предложение. Ведь, в конце концов, установлено, что у Дурново бывает в министерстве личный прием посетителей, значит, он приходит в помещение Министерства внутренних дел. Три человека в приемные часы должны силой ворваться, стреляя из револьверов, в переднюю, попробовать проникнуть дальше, а там… взорваться. Они сами должны превратиться в живые бомбы! Для этого должны быть сшиты особые, начиненные динамитом жилетки, то есть жилетки, под которыми можно в подкладке зашить запасы гремучего студня, уложив его вокруг всего тела. Каждый должен иметь на себе не меньше двадцати фунтов. Террористы таким образом превращаются в живые бомбы огромной взрывчатой силы. Гремучего студня или динамита должно быть достаточно, чтобы три человека-бомбы взорвали все здание. Конечно, Гоц хотел быть одним из них.

Азеф внимательно отнесся к этому проекту. Нашли в Гельсингфорсе надежного портного (среди членов финской партии активного сопротивления). Азеф пошел к портному сам на примерку. Вернулся с нее угрюмый.

– Я отказался от этого плана.

– Почему?

– Когда я примерил на себе жилетку, мне показалось это слишком страшным.

Каковы в действительности были соображения Азефа, заставившие его от этого плана отказаться, это была его тайна. Меньше всего, разумеется, можно предположить, что он действовал по гуманным соображениям. Азеф и гуманность!

Другие товарищи мне передавали, будто Азеф потребовал, чтобы одним из таких самовзрывающихся террористов был он сам. Организация на это не пошла, все единодушно заявили протест: организация не имеет права жертвовать своим главой! Вероятно, именно на это и рассчитывал Азеф. Он был против этого плана и сделал свое предложение, зная, что оно не будет принято. Разумеется, взрывать себя он не имел ни малейшего желания… Товарищи же увидели в его заявлении большую моральную чуткость со стороны Азефа, и в результате всего этого эпизода моральный авторитет Азефа вырос.

Так умело и ловко играл провокатор на психологии Боевой организации!