Пережитое. Воспоминания эсера-боевика, члена Петросовета и комиссара Временного правительства

Надо отдать справедливость присутствовавшим – его речь была выслушана спокойно и со вниманием, но потонула в последовавших затем горячих выступлениях других. Все были охвачены желанием борьбы. За нее была и наша организация. От социалистов-революционеров выступил я. «Революция и правительство, – говорил я, – это как два человека, нацелившихся уже один в другого из пистолетов. Весь вопрос в том, кто первый нажмет на собачку…»

Как и следовало ожидать, решение о забастовке было принято всеми присутствовавшими единогласно. Голосовали за это решение и меньшевики, а с ними и Василий Шер. Он поступил так же, как в свое время, в революцию 1848 года, поступил Герцен. Накануне уличного выступления на одном из революционных собраний в Париже он высказался решительно против такого выступления. Собрание приняло решение участвовать в предстоящем выступлении. «Значит, гражданин Герцен, – обратился к нему один из присутствовавших, – вы не с нами?!» – «Разве я никогда не делаю глупостей? – ответил Герцен. – Я с вами!» И он, действительно, пошел с ними.

Кстати сказать, это был тот самый Василий Шер, хорошо известный в социалистических кругах Москвы, который в 1930-х годах был центральной фигурой одного из московских процессов: советское правительство обвинило его в измене, сношениях с японцами и гитлеровцами и других невероятных преступлениях. Все, знающие Шера, конечно, этим обвинениям не верили, не верили в это, разумеется, и сами большевики – с таким же успехом можно было бы его обвинить в намерении украсть Луну с неба. Но он, как это ни было удивительно, во всех взводимых на него тогда преступлениях сознался! Эти невероятные сознания подсудимых московских процессов до сих пор остаются страшным секретом внутренней советской политики. Как и остальные сознавшиеся и приговоренные, Василий Шер после процесса бесследно исчез. Вряд ли он остался в живых после того, как от него большевикам удалось добиться всего, что им было надо[41].

Владимир Зензинов

Абрам Гоц

Илья Фондаминский

Амалия Фондаминская (Гавронская)

Гёттингенский университет

Берлинский университет

Борис Савинков

Московское восстание 1905 г. Баррикады на улицах

Тюрьма «Кресты» в Санкт-Петербурге

Александровская тюрьма в Иркутске

Группа каторжан Александровской тюрьмы (слева во втором ряду человек с бородой – предположительно В.М. Зензинов)

Река Лена

Охотск. Храм Спаса Преображения

В.М. Зензинов в Якутии

Жилище якутов (фото В.М. Зензинова)

Якутск

Февральская революция 1917 г.

Первый съезд Советов. 1917 г.

Президиум Первого съезда Советов

Лидеры партии эсеров с участниками Первого съезда крестьянских депутатов

А.Ф. Керенский на автомобиле с охраной

Е.К. Брешко-Брешковская, «Бабушка русской революции»

Агитационный плакат «Вся власть Учредительному собранию» в Петрограде. 1917 г.

Л.Г. Корнилов и Б.В. Савинков в 1917 г.

Демонстрации с портретами Керенского, лидера Временного правительства. 1917 г.

Н.Д. Авксентьев, министр внутренних дел, во втором составе Временного правительства, с военными

Министр земледелия Временного правительства В.М. Чернов и министр внутренних дел Н.Д. Авксентьев в августе 1917 г.

Октябрь 1917 г. в Петрограде

Демонстрация сторонников Учредительного собрания, разогнанного большевиками

Адмирал А.В. Колчак

В.М. Зензинов в эмиграции

Особенность принятого нами тогда решения заключалась в том, что в тот момент решался не только вопрос о забастовке. Все понимали, что дело было гораздо серьезнее. Забастовку обязывались «всемерно перевести в вооруженное восстание». Это так и было открыто сформулировано. Принятое постановление гласило:

«Московский Совет рабочих депутатов совместно с Московским комитетом (социал-демократы меньшевики) и Московской окружной организацией (социал-демократы большевики) Российской социал-демократической рабочей партии и Московским комитетом партии социалистов-революционеров объявляют всеобщую политическую забастовку в среду, 7/20 декабря, с 12 часов дня, всемерно стремясь перевести ее в вооруженное восстание».

Было ли это ошибкой? И можно ли сказать, что те несколько тысяч человеческих жизней, которые погибли в декабре 1905 года в Москве, были жертвой напрасной? Кто может на это ответить и теперь, когда с того момента прошло уже несколько десятков лет? Кто может взять на себя смелость сказать, что история ошибалась? Тогда у нас другого выхода не было. Так думали мы тогда, так, несмотря на все, с тех пор пережитое, думаю я и сейчас.