Пережитых годов этажи

Опять лесами бродит осень.
На сучьях вымокших осин,
на темных кронах медных сосен
висит заплаканная синь.

Листвы сырая позолота,
щетина ржавая хвои.
Сквозь буреломы и болота
тропинки тянутся мои.

И я иду, скользя по грязи
дождем иссеченных крутин.
Передо мной, пока без связи,
куски разрозненных картин.

Короткий взлет пугливой цапли,
как бы застывшей на весу.
Брусники кровяные капли
одеты в знобкую росу.

Стоит рябина в яркой кофте.
Берез лимонно-желтый лист.
И корневищ железных когти
в суглинок намертво впились.

И эти корни, травы, тучи
скупая память соберет,
чтобы хранить на всякий случай
и через жизнь нести вперед.

Чтобы за сотни километров
тот край, с которым я знаком,
пахнул в лицо сентябрьским ветром,
лесным и влажным сквозняком.

«Сквозь даль годов, из полумрака комнат…»

Сквозь даль годов, из полумрака комнат
он вновь возник – забытый образ твой…
Какой-то вечер обо мне напомнит
в твое окно влетающей листвой.

И вспомнишь всё, что спрятано за бытом:
начало дней, своей любви исток,
что ты сама – заброшенный, забытый,
с моей судьбы оборванный листок.

А может, просто, сжав листок губами,
ты проследишь, как меркнет свет денной?
Не зря за то, чтобы молчала память,
мы заплатили ранней сединой.

Березка

Рассвета скупая полоска,
за ветром летят журавли.
Напрасно за ними березка
стремится сорваться с земли.

В ненужных усилиях мучась,
дрожит, как дрожит человек.
С землей ее горькая участь
корнями связала навек.

А ей бы свободу такую,
чтоб птицы догнать не могли…
И кто ей, смешной, растолкует,
что небо беднее земли?

Что вся ее радость на свете
и общее счастье со мной —
любить это небо и ветер,
навек оставаясь земной.

Останься земною, лесною,
до солнечных дней подремли.
А птицы вернутся весною,
им тоже нельзя без земли.

«Ночь и снег. Окно, как негатив…»

Ночь и снег. Окно, как негатив.
Вьюга бьется в запертые двери.
Спит рояль. В нем навсегда затерян
нас когда-то сблизивший мотив.

Много лет ненужно одинок —
нет, не ради собственной причуды, —
на твои знакомые прелюды
я, как путник, шел на огонек.

Мне и до сих пор они близки,
звуки догорающего скерцо.
Чье теперь опутывают сердце
легкой паутинкою тоски?

Ночь в снегу. И прошлое в снегу.
На висках лежит печальный иней.
Но твое застенчивое имя
я, как сказку детства, берегу.

«Дикий край – болота, ельник…»