Перфундере

Я не люблю драматизировать, как бы смешно это сейчас ни звучало. Я вообще по странной природе своей не люблю всякую поэзию, предпочитая понятные для меня вещи и не ступая за черту эфемерности. Однако конструкция характера никогда не мешала любить болота. Любить – широкое понятие. Любить – значит испытываться не только какое-то эмоциональное волнение, но и в каких-то случаях восхищение, благоговение или просто привязанность, подобную любви к чему-то близкому, родному – тихое и спокойное чувство. Однако, любуясь переливами кислотной воды, я никогда не забывала, что передо мной. То была не нежно-зелёная карлинская травка, щекочущая уши, когда ты лежишь и смотришь в небо, и не колышущиеся деревья, взмахивающие своими мохнатыми лапами в ритм биению сердца планеты. Под плёнкой, разделяющей воздух и воду, жила другая жизнь. Неодушевлённая, также, как трава и деревья, но не столь дружелюбная, точно шепчущая предупреждение о своей неприкосновенности. Мы, жители Перфундере, никогда не переступали черту. Там, за ограждением, я стояла и смотрела, как бурлит жизнь в болоте, как бьётся его сердце, но никогда не осмеливалась потревожить благородного зверя, прикоснуться к нему. А вот Йон не испугался.

Молчи, говорила я себе. Если он дёрнется, будет только хуже. Не ровен час, его глупая мозговитая голова перетянет туловище, и весь он окажется…

Что-то легонько тукнуло. Я непонимающе посмотрела в глаза обернувшему Йону, и не нашла в них той уверенности, что была секунду назад. Кусочки треснувшей колбы проглотила пелена болота, вместе с щипцами, а по запястью друга начала расползаться краснота. Он даже ничего не сказал, просто попятился и сел в траву напротив болотного берега.

–Ничего, всё будет хорошо! – бормотала я, стягивая с его руки полуистлевшую перчатку. Резина расползалась у меня на глазах, – Как ты, Йон?

–Не знаю. Я ничего не чувствую… – растерянно пробормотал он.

Бутылка воды. Как следует промыть химический ожог питьевой водой. Затем нейтрализация известковым раствором. Влажная марлевая повязка на место поражения… Механические движения рук, словно не я всё это делаю, а кто-то другой движет мной, словно марионеткой. Кажется, что я наблюдаю за своими действиями со стороны. А потом взгляд перетекает на лицо Йона, на его оторопелый взгляд тёмно-серых глаз, на густые черты бровей, на острую линию подбородка, и ощущаю себя совсем не здесь. И вдруг какая-то сила словно дёргает силки, и передо мной уже иная картина. Солёный привкус во рту. По стенам скачут красные, синие, жёлтые огни, и непрестанно, невыносимо воет сирена, вытрясая из сознания остатки разума. Перед глазами то же лицо, но с короткой стрижкой и небольшой щетиной на подбородке. Чувствую влажную пульсация сквозь пальцы, пульсация во всём пространстве вокруг меня. Я перевожу взгляд на свою руку, и вижу, как сквозь пальцы выплёскивается алая жидкость. Ещё сильнее сдавливая рану, я проговариваю одними губами: «Всё будет хорошо, Йон! Всё будет в порядке!».

–Свен! Свен, прошу тебя, очнись!

–Что произошло?

–Боже, я и не думал, что тебя так легко напугать… Ты в порядке? Голова не болит?

–Голова? Нет. Да в чём дело? – спрашиваю я, поднимаясь.

–Мне и самому интересно, в чём. На меня брызнула кислота из болота, ты начала обрабатывать ожог, спокойно всё сделала. Господи, и откуда только узнала… Вот, смотри, перевязала, а после рухнула как подкошенная. Ты меня чертовски напугала! – протараторил Йонсон.

–Ты меня тоже, – сказала я, и тут же осеклась. Эта фраза неожиданно приобрела иной оттенок. – Ты в норме? Рука болит?

–Не волнуйся, всё в порядке. Ты всё правильно сделала, Свен, – ободряюще улыбнулся он, – Ты молодец.

Я одними губами грустно улыбнулась в ответ. Внутри стелилась такая опустошённость, какую я не ощущала, пожалуй, ещё ни разу в жизни. К лицу будто маска прилипла и стянула все мышцы тонким ледяным каркасом. Мы поднялись с земли и начали подниматься на Тиморский холм. Йон прижимал к себе правую руку, левой придерживая рюкзак на плече. Он шёл молча, как и я, точно слова в тот день были чем-то постыдным и оглушительным. Если бы под ногами хрустнула ветка, клянусь, я бы разревелась на месте, настолько натянутыми казались мне нити нервной системы. Мы почти без слов попрощались, и разошлись: Йон – в институт, я – в свой домик на окраине Винджейской деревни…

Глава 5

Игра памяти

Душа со шрамами – как тело с изломанными костями. Идёт время, переломы срастаются, но срастаются неправильно. Изломы в скелете, в основании, остаются, и строят всю твою дальнейшую жизнь. Некоторые вещи не исправить. С некоторыми вещами можно лишь научиться жить.

…