Периферия

— Традицию эту оставил нам Дмитрий Павлович Голубев. Личность, я вам доложу! Все близко к сердцу принимал! Молока не завезут в детский сад, и про это дознается. Все у него работали на совесть, а он — лучше всех. Я мастером начинал, первый свой объект к сдаче готовил. Так он всю ночь вместе с моей бригадой бетонную смесь укладывал. Прожекторы светят, комары-мотыльки мелькают. И мы под прожекторами. Он никому не позволил себя обойти. Доволен был, как мальчик. Так вот, Голубев всегда сам водил служебную машину. Странность это или прирожденное уважение к копейке государственной, судить не берусь. Но если дурной пример заразителен, то и у хорошего своя притягательная сила есть.

— Кто был до вас секретарем парткома? — спросил Ракитин.

— Сабит Тураевич Курбанов, — сказал Хакимов. — Пятьдесят семь лет партийного стажа. Добрая, отзывчивая душа. Нас, молодых, его умению работать с людьми учить и учить. Но нет больше товарища Курбанова.

«Отцу семьдесят четыре, и он тоже и слушать не желает о пенсии, — подумал Николай Петрович. — Попробуй лиши его любимого дела, и для него жизнь кончится. Такие ли мы? Хакимов сказал прямо: «Не такие. Мы и самолюбивее, и себялюбивее».

«Нива» замерла. За дощатым забором находился будущий жилой дом. Бригада каменщиков вела кладку четвертого этажа. Ракитин медленно обошел оранжевую коробку дома. Что-то здесь было не как везде. Площадку не разрыли, не разворотили колеса и гусеницы. Ни один кирпич не валялся втоптанный в пыль. Все материалы лежали в контейнерах и штабелях у подкрановых путей. Как будто кто-то взял и перенес сюда картинку из учебника по организации строительного производства. Гостей увидели, им кивнули в ответ на приветствие — и все. Ими должен был заняться бригадир. И он поспешил к ним. Он работал в майке, а многие поснимали и майки.

— Наше почтение партийному руководству! — поздоровался бригадир. Если он и был недоволен тем, что его отвлекли от дела, то не показал вида.

— Хозрасчет, — прокомментировал Хакимов. — Бригада товарища Пастухова полный здесь хозяин. Кстати, это всех устраивает. Один высокий гость облазил у нас здесь все, вопросов назадавал, а потом заключил: «Красиво работаете!» И правда, красиво. Хочется самому засучить рукава. Голубев так и поступал. Это нравилось. Но вспоминают о нем не потому, что он умел засучивать рукава. Он привел нас к порядку, порядок же всех заставил работать честно. Ни тебе беготни, ни нервотрепки. Сказано — сделано!

— Заяц трепаться не любит! — вклинился Николай Петрович.

— Какой заяц? — не понял Хакимов.

— Мой отец обожает эту поговорку. К слову пришлась.

— Я много поездил. Куда не побежишь за передовым опытом! Но, откровенно говоря, не видел, чтобы еще где-нибудь работали так грамотно. Вот вам и крошечный, затерянный в степи городок, вот вам и периферия!

— Секретарь прав, — подтвердил бригадир. — Мы работаем культурно.

— Вы член партии? — поинтересовался Николай Петрович.

Пастухов кивнул.

— И весьма активный! — прокомментировал Хакимов. — Когда берет слово на собрании, кое у кого душа в пятки уходит. Одни его критические замечания в моем талмуде занимают несколько страниц.

— В прекрасном тресте «Чиройлиерстрой» столько замечаний?

— Не вижу повода для недоумения. Тут правило одно: чем больше предложений высказывают люди, тем лучше дела у коллектива. Вы хоть полстраны обойдите, а это положение ни в одном месте не будет опровергнуто.

— Людям нравится, когда их предложения осуществляются, — согласился Николай Петрович. — Это повышает их значимость в глазах общества и в своих собственных. Но какой у ребят заработок?

— Рабочие получают на руки до трехсот рублей, я — больше. Но разница только в бригадирской надбавке.

— Но это не уравниловка! — заступился Хакимов. — Разницу в добросовестности учитывает коэффициент трудового участия.

— Под «нулек» мы никого не стрижем! — сказал бригадир. — Я за то, чтобы люди сохраняли свою индивидуальность на работе и во всем. Мне нравится, когда вокруг меня личности. Пусть дерзают. Мне, бригадиру, почет и уважение не за мои руки, а за общий успех.

— Легко ли прижился подряд?

— Я вам одно скажу: лбами стену не прошибали. Сейчас дело сделано, и оценить его несложно. Попробовали сами, без инженеров, и забуксовали. Тогда сделали участниками подряда и инженеров. Если я, к примеру, получаю на руки триста, а мой начальник, прораб, — двести, то он чувствует себя обделенным, и это мешает нам понимать друг друга. А зачем обделять прораба? Никому от этого никакой пользы нет. И пацану ясно, что руководитель не должен зарабатывать меньше подчиненного. Инженер, который получает меньше своих рабочих, — это глупо. Сейчас тысячи инженеров идут на рабочие места, чтобы не выглядеть нелепо и смешно.

— Ситуацию вы понимаете, — сказал Николай Петрович. — А хорошо в наше время быть рабочим! И заработок — куда интеллигенту, и отвечает за одного себя. А это не уравнение со многими неизвестными. Что рабочий окружен у нас вниманием и почетом, это неплохо. Плохо, что инженер принижен. Не даем мы ему развернуться. Уму непостижимо, сколько от этого теряем!