Периферия

— В лоб дам! — Эльвира приподнялась на локтях, и отворачиваться мне расхотелось окончательно. — Станешь бывшим Иным! Скотина ты, Сашка, хоть бы простыню вчера положил!

Я засмеялся, обнял её и, не обращая внимания на возмущённые крики и невнятные угрозы типа "Голову оторву, и всё остальное — тоже!", притянул Эльвиру к себе. Через пару секунд крики и угрозы стали совершенно нечленораздельными. Ещё через минуту кричать захотелось уже мне: от объятий Эльвиры у меня захрустели рёбра.

В нашу штаб-квартиру мы примчались всего за пару минут до начала рабочего дня — и до истечения срока перемирия между Ночным и Дневным Дозорами. Несмотря на практически бессонную ночь, я был готов на всё: сворачивать горы, распрямлять реки, обращать людей к Свету.

Или выдерживать взгляды коллег, прекрасно осведомлённых о том, что Эльвира осталась ночевать у меня.

— Александр, это, конечно, не моё дело, я никогда не вмешивался в личную жизнь других дозорных, — Холода в голосе замначальника хватило бы на "фриз" для пары десятков Тёмных. — Однако мне кажется, что ты совершаешь ошибку. Очень большую ошибку.

— Павел Васильевич, вы совершенно правильно заметили, что это не ваше дело, — огрызнулся я. Отступать было уже некуда. — На сто процентов — не ваше. Мой опыт меньше вашего раз этак в двести, но я разберусь сам… И, кстати, мы с вами на брудершафт, кажется, не пили…

Павел Васильевич вздохнул.

— Мне не хотелось бы обострять отношения, но, Александр Николаевич, если уж вы так настаиваете… Опыт действительно имеется. Вы далеко не первый, кто поддался обаянию Тёмных. И поверьте, никогда ничем хорошим это не кончалось. Мне глубоко наплевать, с кем вы спите в свободное от службы время. Однако уже невооружённым взглядом заметно, что эта девушка…

— Вампирша, — перебил я, припомнив реакцию Эльвиры на подобные иносказания.

— Эта вампирша, — поправился Павел Васильевич, — успела стать для вас значительно большим, нежели обычное романтическое приключение.

— Да, вы правы. Я люблю её, — ответил я, глядя в глаза магу.

Павел выдержал мой взгляд, не дрогнув.

— Именно этого я и опасался… Несколько лет назад произошла очень похожая история — Светлый маг влюбился в ведьму. В итоге погибли и он, и она… Мы не хотим такой судьбы для тебя, Следопыт! Да и твоя подруга заслуживает лучшей участи.

Я кивнул, соглашаясь с последним утверждением.

— Вам нужно расстаться, и как можно быстрее. Поверь мне, дальше будет хуже.

— "Светлый понимает и принимает свои несовершенства, но не позволяет другим использовать их", — ответил я цитатой. — Никто не совершенен, и я — тем более. Прошу прощения, но я не намерен отказываться от своей любви, пусть даже она и ошибочна… Это бессмысленный разговор, Павел Васильевич. Я очень ценю вашу заботу и беспокойство за мою судьбу, но — это моя жизнь и моя судьба. За свои ошибки я заплачу сам…

— Или за тебя заплатит весь Ночной Дозор! — перебил меня Павел. — Ты же всех нас подставляешь, Следопыт!.. А, ладно, будь что будет! Не обижайся. Я действительно хотел как лучше.

Что ж, в том, что наш замначальника действительно не желал ничего, кроме добра, я не сомневался. Однако его извинения, если последние слова считать таковыми, были очень уж странными.

"Не принимай, дорогой, близко к сердцу мой нож…"

Елкин корень, до чего же замечательно иметь начальством Светлых магов, Тьма их всех побери! Беспокоятся о подчинённом, по-отечески беседы ведут… после которых, прав Олег, так и тянет врезать — "прямо по наглой Иной роже".

Видно, мои чувства были уж слишком отчётливо выражены уже на моей физиономии (допускаю, что не менее наглой). Павел Васильевич вздохнул и, страдальчески сморщившись, кивнул мне на дверь:

— Свободен, Александр!

Коротко поклонившись, я вышел из кабинета.

Тогда я не представлял, насколько плотно за меня взялось наше руководство. Следующим номером программы была задушевная беседа с самим Твердиславом.

Как обычно, шеф некоторое время рассматривал меня, затем неожиданно произнёс, иронически вздёрнув бровь:

— Думаешь, небось: "И этот старый хрыч ко мне привязался?" Верно, Следопыт? Лезет, зараза, прямо в душу, да ещё в грязных лаптях… Я знаю, о чём говорил с тобой Павел. Что и в каких выражениях ты ему ответил — тоже.

— Кому какое дело до моих чувств? — не выдержал я. — Со своей душой я разберусь сам, Твердислав Владимирович! Или всё дело в том, что наши отношения запрещены Уставом?

Шеф вздохнул.

— Устав, Шурка, как говорится, это такая книжица, где каждая запятая поставлена кровью умников, пытавшихся делать по-своему… Но дело тут вовсе не в нём — в Уставе Ночного Дозора как раз ничего не сказано относительно таких ситуаций. Шесть веков назад, когда его писали, никто и помыслить не мог, что мы доживём до нынешней безлепицы… Свет и Тьма, скоро выйдешь из дома — непременно наткнёшься на парочку влюбленных разного цвета!

Вздохнув ещё раз, Твердислав вытащил из ящика стола трубку и кисет.