Периферийные устройства

– Ваша «Милагрос» купила долю в Голландском банке. Как раз пока я сюда ехал. Потратили больше, чем бюджет округа за этот год и три следующих. Что у тебя и Бертона есть такого, чего не хватает этим людям?

– Они выбрали нас, – сказала Флинн. – Ничего больше не объяснили. Могли бы вы купить этот банк, мистер Пиккет?

Она ему явно не нравилась. Хотя, может быть, ему никто не нравился.

– Вы считаете, что можете быть партнерами такой организации? – спросил Пиккет, обращаясь к Флинн.

Ни она, ни Бертон не ответили. У нее не было сил взглянуть на Томми.

– А я могу, – продолжал Пиккет. – И если я стану их партнером, вы получите деньги, о каких не умеете даже мечтать. А если вы не пойдете на сделку со мной, всякая поддержка Законодательного собрания прекращается. Прямо сейчас.

– Вам неспокойно, что вы не знаете, откуда деньги? – спросила Флинн. – Что вам надо, чтобы успокоиться?

– Прямой доступ к тем, с кем я веду дела. Три месяца назад этой компании не существовало. Мне нужен человек с фамилией, который объяснит, кто за ними стоит.

– Недертон, – сказала Флинн.

– Что?

– Это его фамилия. Недертон.

Флинн поймала на себе взгляд Бертона. Его выражение оставалось прежним.

– Томми, – сказал Пиккет, – очень приятно было познакомиться. Почему бы вам не пойти и не снять вопрос с этими двумя жмуриками? Джекман говорит, вы очень профессионально работаете.

– Да, сэр. – Томми встал. – Пока, Бертон, Флинн.

Он кивнул им обоим и вышел в кухню. Было слышно, как он надевает куртку и застегивает молнию. Потом хлопнули створки на двери.

– А у тебя умная сестра, Бертон, – сказал Пиккет.

Бертон не ответил.

Флинн поймала себя на том, что разглядывает пластмассовый подносик на каминной полке. Такие подносы с мультяшной картой Клэнтона выпустили к двухсотлетию города, когда Флинн было восемь. Мама возила их с Бертоном на юбилейные торжества. Флинн помнила поездку, но сейчас казалось, будто это было в чьей-то чужой жизни.

60. До кондиции

– Не злитесь, – сказал Ву.

Недертон не помнил про него ничего, кроме фамилии. Ву был одет для какой-то косплейной зоны, в которую Недертон, к счастью, никогда не заглядывал. Наверное, что-то связанное с «блицем»[4].

– Надеюсь, вас не стошнит, – продолжал Ву.

А не исключено, подумал Недертон. Комнатушка без окон, в которой они сидели, куда-то двигалась, спасибо хоть в одном направлении и плавно.

– Ты актер, – сказал Недертон. Это внезапно всплыло в памяти. Хотя какой актер, поди сообрази. Какой-то.

– Я не Ву, – ответил Ву. – Такая нашлась в прокате, и мне вспомнилось, что в ней была ваша бывшая коллега. Постарайтесь не пить так быстро, мистер Недертон, это плохо влияет на вашу память. Нам надо обсудить ваш разговор с нею, поскольку мне известно лишь то, что было видно по вашим губам.

Недертон выпрямился в кресле. Его роль в ситуации понемногу прорисовывалась, хотя в целом оставалась вполне смутной. Он вспомнил, как его вели узкими, отвратительно чистыми кирпичными коридорами. Спрутосвет и ни пылинки. Мертвенная чистота ассемблеров – лондонских микроскопических уборщиков.

– С кем «с нею»? – спросил он.

– С Даэдрой Уэст.

Недертон вспомнил давящую огромность ее голосовой почты.

– Мы в машине, – сказал он. – Куда едем?

– В Ноттинг-Хилл.

– Нас пригласят, – заявил Недертон. Он вспомнил, что у него была такая надежда.

– У меня создалось впечатление, что вы действительно закинули крючок. При условии, что ее самовлюбленность и впрямь граничит с умственной инвалидностью. Боюсь, что не могу себе позволить так легко обольщаться на сей счет. Возможно, и вам не следует обольщаться, мистер Недертон.

До чего же занудный народ эти актеры.

61. Десинхроноз

– Я пойду спать, – сказала Флинн Бертону в кухне.

Громила с зонтиком для гольфа только что зашел за Корбеллом и увел того к автомобилю. Глаза так и слипались.

– Думаешь, Недертон управится с Корбеллом?

– Лоубир и другие объяснят ему, что говорить.

– Это еще кто?

– Коннер ее видел. Как я понимаю, мы работаем на нее, а платят нам деньгами Льва. Вернее, деньгами Льва здесь, насколько они его. Тьфу. Я на ногах не стою.

– Ладно.

Бертон стиснул ее плечо, надел куртку и вышел. Дождь уже прекратился. Флинн выключила электричество на кухне, заглянула в гостиную – не пробивается ли свет из-под маминой двери – и вышла на лестницу. Ступеньки редко бывали такими крутыми.

Дженис сидела по-турецки на ее кровати, обложившись «Нейшнл географиками».

– Офигеть, какие были национальные парки до приватизации, – сказала она, поднимая голову. – Козел ушел?

– И Бертон тоже.

Флинн тронула запястье и проверила все четыре кармана джинсов, прежде чем вспомнила, что телик остался в трейлере. Она сняла и бросила на кресло футболку, потом вынуждена была рыться под ней, чтобы достать морпеховскую фуфайку. Надела фуфайку, села на кровать, стащила мокрые кроссовки и носки. Расстегнула джинсы и кое-как вылезла из них, не вставая.

– У тебя вид дохлый, – заметила Дженис.

– Сбой внутренних часов, они говорят.

– Как там Элла?

– Я к ней не заходила, – ответила Флинн, – но свет погашен.