Перипетии. Сборник историй

Леша приготовился делать яичницу и посмотрел на меня.

– Будешь?

Я кивнул. Он разбил в сковородку четыре яйца, достал две тарелки и усадил меня за стол перед одной из них. И сам удивился:

– Никогда не видел, чтоб ослы сидели. Специальная порода, наверное, одомашненная. Да, Оселок?

Я кивнул. Он шмякнул мне половину яичницы, а сам стал варить вторую порцию кофе, вылив мне недопитый кофе в икеевскую мисочку. Из кружки пить, разумеется, неудобно. Я быстро втянул кофе и слизнул с тарелки яичницу. Бутерброд с сыром тоже не помешал бы, что-то я проголодался. Леша как раз сделал бутерброд и собирался его съесть, но предварительно показал мне:

– Интересуешься? Сыр, между прочим, швейцарский, мама считает российские отравой из пальмового масла, у нас же контрсанкции, будь они неладны, да кому я говорю? Ты, Оселок, живешь в счастливом неведенье, эх.

Я хотел было сказать, что знаю не меньше, чем он, но выразил это скупо: «И-а». И потянулся к швейцарскому, вдыхая его нездешний аромат. Леша неуверенно отвел руку с бутербродом.

– Любишь сыр, скотинка? Мама тебе купит чего-нибудь подешевле.

Я обиженно отвернулся. И Леша это понял. Налил мне в миску из-под кофе молока и насыпал в ладонь немножко кукурузных хлопьев.

– Хочешь?

Я кивнул и слизнул их прямо с руки. Леша всыпал мне хлопья в молоко, я с удовольствием съел и встал из-за стола. Завтрак окончен.

И вот настал торжественный момент. Леша, держа меня на руках, открыл ногой дверь в гостиную, где за длинным столом сидело человек двадцать, и кто-то еще шел за нами. Во главе накрытого стола сидела именинница, которая разворачивала подарки и ахала при виде каждого. Рядом с ней суетилась девушка, которая складывала опустошенные коробки и яркие обертки под стоявший неподалеку антикварный столик, а сами подарки расставляла на столике. Еще одна молодая женщина расставляла многочисленные букеты в вазы и трехлитровые банки, третья внесла кастрюлю с чем-то горячим и искала для нее на столе место, гости наперебой восхищались хозяйкой дома, но все замерли, когда появились мы с Лешей.

– Это тебе, мама! – сказал Леша. – Надеюсь, ты его полюбишь, он ручной. Типа собачки.

Мама потеряла дар речи, гости тоже напряженно молчали, и в полной тишине Леша положил меня маме на колени. Она было отпрянула, но все же не сбросила меня на пол, а стала пристально разглядывать.

– Будто осел в миниатюре, – сказала она наконец, – кисточка такая характерная на хвосте… Что это за существо, Леш?

– Карликовый ослик. Их только что вывели, буквально первый образец. Хотел подарить тебе на юбилей то, чего ни у кого нет. Он дрессированный, не бойся.

Мама осторожно погладила меня, а зрители, в смысле гости, выдохнули и стали шумно комментировать: «Улет! Господи! Офигеть! Наверняка это робот! Конечно, электронная игрушка! Эля (так звали юбиляршу), посмотри, где у него там батарейки вставлены! Эльвира Михална, это, скорее всего, пылесос, я про такие читала, они сами всё убирают, умный дом, то, что сейчас в тренде!»

Эльвира Михална стала рассматривать меня со всех сторон, видимо, в поисках гнезда для батареек или какого-нибудь USB-порта, и уже почти перевернула меня вверх ногами, чему я стал сопротивляться, но тут Леша выхватил меня и стал очень нервно объяснять маме и всем остальным, что я живое существо, а не прибор. И что со мной надо обращаться по-человечески.

За Лешиной спиной уже скопилась новая порция гостей, потрясенно застывших в дверях, и оттуда выбежал мальчик лет пяти и стал тянуть к Леше ручки, чтоб он отдал меня ему. Леша спустил меня на пол, и мальчик обнял меня и стал гладить по голове.

– Как тебя зовут? – спросил мальчик.

– И-а, – ответил я, но Леша меня перебил:

– Его, вообще-то это она, заводчик назвал Люсей, а я стал звать его Оселок. Ну что, мама, возьмешь его или прогонишь нас обоих?

Эльвира Михайловна встала и, не без усилий оторвав от мальчика, взяла меня на руки и посмотрела в глаза.

– Люся… – прижала к себе и почесала за ухом. Как кошку.

Тут кто-то сказал:

– А помните, как звали апулеевского осла?

Никто не помнил. А седовласый красавец, задавший вопрос, помнил:

– Люций! Потому и Люся, так я думаю.

– Да кто сейчас помнит Апулея! – возразила Эльвира Михална. – Хорошее имя Люся, пусть будет.

Она мне понравилась, Эля, чувствуется, добрая женщина. И я вспомнил, что видел ее не раз издали, она же директор центра, где лекции, фильмы, выставки, концерты. Не сказать, что только оппозиционные, но в общем, такие, какие надо. И я там бывал, конечно.

Пир продолжался долго, постепенно все вышли из-за стола и общались стоя маленькими компаниями. Я вслушивался в их разговоры, но мальчик все время мешал, дул мне в уши или брал мою голову в охапку – ему было скучно со взрослыми, и я стал его игрушкой. К счастью, его наконец увели на второй этаж спать. Он оказался Лешиным сыном от последней из бывших жен, которых было, кажется, пять, и все они тут хлопотали по хозяйству, а дети их, остальные четверо, были постарше и вели себя чинно.

Одна женщина яростного вида сказала: