Перипетии (СИ)

   - Выгнали из судей? - бесцеремонно спросил Фрычков, надеясь на то, что закончив с этой темой, Бойко прекратит своё бормотание.

   - Не из судей меня выгнали, а из жизни. С тех пор от меня осталась только тень того, кем я был. Я уже не живу, а только присутствую на этом свете. Мне всё безразлично.

   - Так уж и всё? Сапожки-то зимние смотрю, новые, модные.

   - Я о жизни души говорю, а не о теле. Покойный Николай Прокопьевич, в гробу тоже нарядный лежит, но это не делает его живым.

   Следом за ними, в похоронной процессии, шагала жена с соседкой Инной Игнатьевной. Женщины беседовали о нём, о преподавателе физики. Фрычков невольно стал прислушиваться к их разговору.

   - Как муж твой себя ведёт? Процесс оперения продолжается? Не расхотел ещё стать "духовным учителем"? - смеясь, интересовалась соседка, вспомнившая о религиозных его исканиях той поры.

   - Нет, - сдержанно отвечала Раиса.

   - Постелью, значит, пренебрегает? Как это? "Грех - это выход из чувства единства со Святым Духом"? Так, что ли?

   - Так.

   - Говорить так все умеют. Ты давай ему, Рая, перья-то повыщипывай. Ультиматум поставь, скажи: "Все пернатые своих баб топчут, а иначе пошёл вон. Хочешь, через форточку прямо в небо синее, а хочешь, через дверь входную в подъезд, кошками загаженный". Может, тогда задумается, скажет: "Бог далеко, а изгнание из Рая совсем рядом". Глядишь, и прижмётся к тебе небритой щекой.

   - Спасибо, Инна Игнатьевна, что так заботитесь обо мне, - сдержанно поблагодарила жена, понимавшая, что муж всё слышит.

   "Покойный отец любил баб, они его и сгубили, - думал Фрычков. - Бабы, да спирт дармовой. Был главврачом "самой плохой Московской больницы", если верить отцовским словам. В его больнице я с женой и познакомился. Рекомендовал мне её, как перспективного, молодого специалиста! Может, и с ней у него что-то было? Неужели и мне на роду написано волочиться за каждой юбкой? Сколько сил, сколько нервов на это уходит. Не удивительно, что я ничем и никем не стал. Ничтожество! Размазня! Нет во мне стержня, а бабам только того и надо. Пропаду я через них, как отец пропал. Спрятаться бы куда-нибудь! Зарыться зверем в нору или отшельником уйти в монастырь! И всё же где-то надо ночевать".

   Преподаватель физики позвонил матери.

   - А я ждала твоего звонка, Сашенька, - сразу же взяла инициативу в свои руки мама, - Сегодня готовила рагу, морковку с луком тушила. Звонок. Думала, ты звонишь, а это родительница ученицы. В-общем, она мне мозги заморочила, а потом я уже смотрю, - морковь с луком подгорели.

   - Плохо, - вяло поддерживал разговор Александр Николаевич, не зная, как перейти к просьбе приехать переночевать.

   - Я по новой нарезала лук, натёрла моркови, всё это в масло и давай тушить.

   - С родительницей хоть с пользой поговорила?

   - Да. Она хочет, чтобы я с её дочкой занималась. На моих условиях, пятьсот рублей за час. В субботу два часа, в воскресенье два часа. А у меня другая же девчонка ещё есть. Всё! Я их совмещаю в одно время и за четыре часа занятий у меня получается четыре тысячи. В месяц будет выходить шестнадцать. Я думаю это неплохо.

   - Мам, ты же работаешь по своей специальности. В наше время об этом можно только мечтать.

   - И сразу чувствую, как только дело появилось, организм настраивается, мобилизуется. Как я в школе до восьмидесяти лет работала? Думаю, плохая погода, льёт дождь, темнота, гололёд. Какого хрена, прости господи, несёт меня в школу? Думаю, да чего же мне не хватает? Что же я на пенсию свою не проживу? Куда я тащусь, зачем? Это я всё плачу, ругаюсь в дороге, а сама всё иду в школу. Пройду полквартала и думаю: "Господи, какая же благодать. Я на воздухе, иду на своих ногах, меня ждут, меня хотят. Я сейчас вот это им расскажу, вот это". Пришла в школу - всё! Я уже, как птичка, порхаю. Сама, вместе с учениками, забегаю на пятый этаж. Ни ревматизма, ни головокружения. Коллеги смотрят на меня, глаза выпучив. Я не кричу, хожу без палки, как говорится, при своём уме, при памяти, при своих знаниях. Они мне говорят: "Людмила Леонтьевна, мы перед вами преклоняемся, вы для нас пример".

   - Мам, я тебе перезвоню. Тучи стоят прямо над головой, а я без зонта. Боюсь попасть под дождь.

   - Ты не только звони, но и приезжай. А я денег заработаю и буду тебя поддерживать.

   - Обязательно.

   - Чтобы я тут одна не кисла.

   - Непременно.

   - Всё-таки я благодарна своим родителям, что они воспитали во мне, знаешь, что?

   - Активность и ответственность.

   - Правильно. "Вот, надо и - всё!". Отец мне говорил: "Что это такое: "Я не могу. Я не знаю". Научись, узнай и никогда ни на что не жалуйся!". Ну, давай, Сашенька, не намокни.

   К матери Фрычков не поехал, не успел он сделать и двух шагов, как ему позвонил Андрей Акимов, школьный его дружок.

   Акимов работал в озеленении. После школы он поступил в военное училище, служил в советской армии офицером, затем был бизнесменом и даже охранником, после смерти жены сошёлся с их одноклассницей Вероникой Луковой. Стал с некоторых пор набожным. Всякий раз, когда звонил, сообщал, какой церковный праздник на дворе. Говорил, что нужно делать, чтобы правильно жить.