— Что… что вы со мной сделаете? — прозвучал сдавленный голос.
— А как ты думаешь?
Затихнув на несколько мгновений, птенец отчаянно рванулся:
— Вы не посмеете! Я Авис! Это мой дом! А вы! Вы убирайтесь в свой Союз!
— Иначе?
— Иначе мы сами вытурим вас с наших земель!
— И кто это мы, интересно?
— Я! И любой Авис!
Дети играли не в самом подходящем месте не в самый подходящий час. Птенец даже не представлял какую беду кличет в свой дом.
— Смелые речи. А не боишься, что я осерчаю и сверну твою тонкую шейку. И место самое подходящее, не находишь?
— Я… — изворачивался он, с трудом произнося слова, — не боюсь ни вас! — сделал он акцент, — ни вашего Гарам Дота! Ни Роскаруса Гана!
Последовательность приятно удивила.
— Не боишься даже Роскаруса… ты хотя бы видел его когда-нибудь?
— Видел! — злобно выпалил он, уже изрядно придушенный.
— Вранье только усугубляет твое положение.
— Я не просто видел его, я трогал его хвост!
За некоторое время Ависы успели поднатореть в культурном аспекте, узнав о Нагах больше. И, бесспорно, юнец прекрасно знал о значимости таких интимных прикосновений, однако меня удивило не это.
— Трогал его хвост? И ты думаешь, я поверю? — насмешливо спросил я, пытаясь выбить у юнца почву из под ног.
— Мне плевать, верите вы или нет, но ваш драгоценный Роскарус даже подарил мне чешуйку!
— Как не стыдно обманывать старших.
— Она и сейчас со мной, — выпалил тот.
— Ну тогда тебе ничего не стоит мне ее показать.
— Отпустите, и я докажу, что не вру!
— Нет, птенчик, на это ты можешь не рассчитывать. Так где, говоришь, твое сокровище?
— Во внутреннем кармане, — пробурчал Авис.
Я скользнул за ворот одеяния птицы в поисках тайного кармана. Его кожа была гладкой и горячей, всеми силами он старался вжаться в стену, чтобы не соприкасаться со мной. Наконец я отыскал требуемое.
— Действительно, чешуйка. Но откуда мне знать, что она принадлежит Роскарусу?
— У него на груди не хватает одной.
— И как это проверить?
Авис фыркнул:
— Везде видно. На всех официальных встречах и фотопортретах это заметно.
— Следишь за жизнью нашего уважаемого Нага?
— Делать мне больше нечего, — пробурчал птенец и затих, перестав сопротивляться.
В этот момент снаружи послышался шорох — без сомнений, это был Наг.
— Тише, — выдохнул я в ухо подростка, зажав его между собственным телом и кладкой ледяного камня, чувствуя животом, как бешено колотится маленькое сердце.
Он послушно замер.
Шелест скользил в окрестностях, приближаясь к нашему убежищу. Я отпрянул от птахи и переместился к выходу.
— Роскарус, — окликнул меня по имени Наг, застывший в нескольких секундах от входа в склеп.
— Ирид?
— Что-нибудь отыскал?
— Нет. Мне послышался шум и я тщательно осмотрел это место.
— Я тоже.
— Ищем дальше, — отстраненно отозвался я, скользнув наружу и отправившись в противоположную от усыпальницы сторону.
Наг помедлил несколько мгновений, окинув взглядом глухое строение, и последовал за мной…
Ощутить влагу на собственных губах было сравнимо с истинным блаженством, затем меня трусили и раскрывали рот, запихивали какую-то неприятную кашу, заставляли глотать…
— Нет, — промычал я, пытаясь выплюнуть дрянь.
Слабые руки и ноги все еще не слушались, но мысли приобрели более складный порядок, и я догадался, что именно в меня запихивали насильно. О том, кем являлся тот самый «благодетель», позаботившийся о том, чтобы я не издох с голоду, не имело смысла спрашивать — в крепости нас было двое. Отвратительная пища тоже не вызывала вопросов — меня кормили наговской плотью.
Голову зафиксировал жестокий захват, на челюсть надавили сбоку, и рот открылся помимо воли. Мне тут же сунули влажную смесь.
— Ешь, — приказал мерзкий Наг, захлопнув мой подбородок и снова нажав на болезненные точки. Все что я мог, это или сглотнуть или задохнуться.
Рефлексы оказались сильнее.
Так продолжалось мучительно долгое время, пока чудовище не окончило экзекуцию и не оставило меня в покое. Я повалился обратно на полку, служившую в помещении лавкой. На руках зазвенели цепи, я был прикован к кольцу в стене, прямо над застеленной тряпьем лежанкой.
Эта была та самая комната, где я нашел два растерзанных трупа Нагов, развороченную мебель и обитые стены. Здесь отыскалось окно, широко распахнутое и освещающее предметы вокруг горчично-желтым огнем. Мертвые туши змей испарились, как и любое напоминание о страшной картине — никаких следов крови или борьбы.
Наг занимался починкой снастей, все же отыскавшихся в одном из темных углов водной твердыни. Рядом с ним стояла трухлявая на вид корзина с починенными прорехами, полная сухих ошметков, через несколько минут я догадался, что это высохшее за день мясо. Еще пахло солью и морем, и, кажется, рыбой.
Найдя силы снова занять вертикальное положение, я хмуро уставился на тюремщика. Он не обращал на меня внимания, занимаясь кропотливой работой. Затем исчез в дверном проеме, чтобы вернуться обратно с новой корзиной и покореженным ведром. Сел и принялся разбираться с какими-то тряпками.
— Зачем ты убил товарищей?
Перышко седьмое
— Зачем ты убил товарищей?
Гром разбившейся волны разразился глубоко под нами.