Пермские чудеса

— Побывали бы вы у археолога Игнатия Яковлевича Стеллецкого. Он в 1930-х годах вел в Москве раскопки, искал так называемую либерею царя Ивана Грозного. Твердо был убежден, что эта библиотека, состоявшая из ценнейших античных рукописей, не только существовала, но и сохранилась в подземельях Кремля. Побеседуйте с ним и, если что есть новое, интересное, хотя бы в перспективе, напишите для газеты… Ну, пойдемте в мой кабинет, отыщу адрес.

Через час я уже стоял перед ничем не примечательным двухэтажным домом на улице Герцена. Царили ранние январские сумерки. Звонок был старого, «допотопного» типа — железный прут с деревянной ручкой.

Дернул раз, второй, третий. Наконец наверху что-то зашуршало, лестница заскрипела под тяжестью спускавшегося, дверь приоткрылась на цепочку.

— Кого?

— Мне нужен археолог Стеллецкий. Я корреспондент «Вечерней Москвы».

Дверь открылась. Передо мной стоял высокий прямой старик в засаленной телогрейке и валенках, без шапки. Седенькая бородка клинышком, необыкновенно живые темные глаза…

— Пойдемте!

Я шагнул за хозяином. Но в это время погасло электричество.

— Опять, — досадливо проворчал старик. — Ну ладно, держитесь за меня.

Сверху донеслось:

— Может, ко мне сначала?

— Что ты, Маша, он не маленький, не испугается.

Эти слова несколько удивили меня, но думать было некогда, нужно шагать за хозяином… Вот мы уже поднялись.

— Левее, левее, сюда. Так. Здесь диван, не споткнитесь. Теперь можно садиться. Только осторожно, пружины выпирают.

Я нащупал руками местечко и присел на диван.

— Скажите, — прозвучал у меня над ухом знакомый голос, — за эти полтора послевоенных года вам не приходилось бывать в Эстонии, например, в городе Пярну?

— Нет, — удивился я. — А что?

— Никак не могу узнать, разрушено ли там здание архива, что в сквере рядом с памятником поэтессе Лидии Койдулы… Впрочем, сие длинная история.

В этот момент зажегся свет. И здесь я чуть не подпрыгнул со страху. Над шатким письменным столом — два черепа с кроваво-красными глазами, — в них вставлены крохотные электролампочки. В больших ящиках у стены явно человеческие кости. Стены и даже потолки расписаны изображениями скелетов. От всего, казалось, веяло могильной сыростью.

Я никак не мог прийти в себя. Стеллецкий был недоволен.

— Я думал, корреспонденты столичной прессы народ более подтянутый… Сколько вам лет?

— Двадцать семь.

— Тем более!

И, видя мое недоумение — зачем, мол, все это здесь нагромождено, — вдруг встал и многозначительно произнес:

— Через все это должен пройти каждый, кто по-настоящему отважится совершить подвиг отыскания библиотеки Ивана Грозного. Цель великая… А в соседней комнате увидите то, что ожидает этого героя и счастливца. Идемте.

Он крепко взял меня под руку. Мы вошли в соседнюю комнату. Стены ее были голубые. Художник (как вскоре выяснилось, сам Стеллецкий) изобразил беломраморные бюсты каких-то мудрецов и поэтов, фигуру музы с арфой в руках.

После промозглого склепа здесь было отрадно. А когда жена археолога, Мария Михайловна, угостила еще и чаем с вареньем, неприятная тягота и вовсе прошла.

Так я стал бывать у Игнатия Яковлевича Стеллецкого, и с каждым разом все шире и все глубже раскрывалась его необычайная жизнь и удивительные поиски.

2. Максим Грек, профессор Дабелов и другие

Не забыть мне тех зимних вечеров 1947 года. С нетерпением ждал я каждой встречи с «неистовым кладоискателем», как прозвал Стеллецкого писатель Роман Пересветов, которого я иной раз встречал в этой удивительной квартире.

— Сын беднейшего украинского псаломщика, я окончил Киевскую духовную академию, и мне предстояла карьера священнослужителя. Но меня больше увлекала археология, раскопки знаменитых киевских пещер, в которых согласно легендам хранились таинственные клады. Увидав такое мое стремление, академическое начальство направило меня на археологические раскопки в Палестину, где действовало Русско-Палестинское библейское общество. Там, между прочим, я обнаружил остатки города Иотапаты, описанного еще автором «Иудейской войны» Иосифом Флавием. Окончил я и незадолго перед тем основанный Московский археологический институт. Но все началось с того, что мне попалось исследование профессора Сергея Белокурова «О библиотеке московских государей в XVI столетии», изданное в 1898 году. Вот она, эта знаменитая и злополучная книга!

Стеллецкий в сердцах шлепнул ею об стол. Впрочем, сейчас же снова взял и раскрыл на нужном месте. Я успел заметить многочисленные отметки разноцветными карандашами: подчеркивания, галочки, знаки вопросов и восклицаний, латинские «Sic!» и русские «нет!».

— В сей книженции приводится выдержка из «Сказания о Максиме философе, иже быть инок Святые горы Афоньские». Максим Грек, как человек весьма ученый, был в свое время приглашен великим князем московским Василием Третьим для переводов каких-то книг на русский. Я тоже это «Сказание» буду вам переводить на современный язык, ибо, сдается мне, вы не очень сильны в церковнославянском. А как бы в скобках буду давать необходимый комментарий.

Стеллецкий торжественно и медлительно начал: