Пермские чудеса

В 1913 году судьба забросила меня в Пернов. Я искал в архиве этот список, не нашел его, но в последний день, разбирая одну из запыленных пачек, перевязанных растрепанной веревкой, обнаружил искомое. Удивительнее всего было то, что в конце списка стояла вроде бы буква «W». Значит, Веттерман! Значит, прав был профессор Шевырев, предполагавший авторство Веттермана, и не прав профессор Белокуров, вообще отрицавший и не принимавший всерьез всю эту историю с пропавшим было списком. Правда, доказать всем, что я видел список, я не смог, так как сфотографировать ветхий документ с выцветшими чернилами не было никакой возможности. А в 1914 году началась первая мировая война. Потом кратковременный период Советской власти в Эстонии и длительный буржуазный период. Снова месяцы Советской власти и годы войны с фашистской Германией. Поезжайте же в Пярну, может быть, все-таки найдете этот список. Что же касается меня, то я свое дело сделал. Вы, наверно, слышали, в 1930-х годах я вел раскопки под Кремлем, будучи уверен, что не сегодня-завтра найду либерею. Эта уверенность подогревалась тем, что мне был знаком еще один документ — челобитья московского пономаря Конона Осипова петровскому сенату от начала XVIII века. Осипов утверждал, что слышал от дьяка Василия Макарьева, как тот, выполняя тайное поручение правительницы Софьи Алексеевны (сестры Петра Первого), пробирался однажды кремлевским подземельем и в одном из отсеков увидел множество сундуков с огромными вислыми замками. Осипов писал, что может их найти, и его вместе с помощниками отправили в подземелье. Но он сбился и не нашел того места. Потом, уже после смерти Петра, когда Конон снова поклялся найти «поклажу», выяснилось, что за ним числится недоимка казне, и его, видимо, осудили. Мне стоило немалых трудов организовать раскопки, но я воспользовался строительством Московского метрополитена. Однажды в разгар работ хлынули грунтовые воды, чуть не погибли рабочие, и все пришлось прекратить. Я понимаю, что сейчас, в первые послевоенные годы, не до этого. Я уже стар и болен. Но я верю, что ценнейшая либерея будет найдена. Поезжайте в Пярну и постарайтесь найти подлинник, который окончательно убедит маловеров в том, что сокровище существовало.

Так закончил Стеллецкий свое повествование.

3. По земле эстонской

Вы бывали в Таллине? Вы бродили по Вышгороду, любовались со смотровой площадки остроконечными оранжево-кирпичными крышами средневековых домов, Таллинским заливом, тающими, еле заметными в голубой дымке очертаниями Хельсинки? Незабываемы эти впечатления… Но, предаваясь им, я думал и о главной цели поездки.

В одном из зданий Вышгорода находился президиум Академии наук ЭССР. Я пришел туда, чтобы навести справки: а не занимались ли эстонские историки поисками таинственно исчезнувшего списка Дабелова? Другими словами, не предстоит ли мне открытие уже открытой Америки? Выяснилось, что такие исследования здесь не проводились. Но, может быть, кто-нибудь из эстонских писателей, работающих над историческими сюжетами, брался за эту тему?

Внизу, точнее в Нижнем городе, расположена улица Харью, а в двухэтажном особняке серого цвета находится Союз советских писателей ЭССР. Выясняется, что писатели этой темой не занимались…

Над Пярну голубое, без облачка небо. Весь город на песчаном пляже. Лениво плещется белесое море, навевая прохладу. А я сижу в душных комнатах городского архива, стараюсь выведать у сотрудников, есть ли здесь список Дабелова. Это не просто при моем абсолютном незнании эстонского языка и не очень совершенных знаниях русского сотрудниками архива. Наконец мы понимаем друг друга.

— Все документы, которые охватывают события до 1945 года, не у нас, а в Тарту, в Государственном архиве ЭССР.

— А не слышали ли вы что-нибудь о библиотеке Ивана Грозного?

— Нет, о документах, касающихся Иоанна Четвертого, у нас ничего не известно.

Я сижу, оглядываю стены. Был ли здесь Стеллецкий? Ведь даже писатель Роман Пересветов, очень хорошо относившийся к археологу (умершему в 1949 году) и подчеркнувший в одной из своих книг важность проделанных им трудов, не очень-то верил в находку в архиве… Бродил ли по этим комнатам Клоссиус? Впрочем, вскоре выяснилось, что тогда, в 1820-х годах, архив находился в ныне не существующем здании ратуши. Мы постепенно разговорились. И все же делать нечего, надо ехать в Тарту. Вот только пойду на море, искупаюсь перед дорогой. После купания снова возвращаюсь в архив и задаю вопрос, может быть, несколько бестактный:

— Извините меня, но, поскольку нам трудно понимать друг друга, не укажете ли сотрудника архива, хорошо владеющего русским?

— Вполне вас понимаем. У нас долгое время работала Валентина Вениаминовна Знаменская, сейчас она служит в архиве лесхоза. Вот ее телефон… Да, вспомнила, как-то раз она что-то говорила об Иоанне Четвертом. Да, да, и о его библиотеке! Она мне показала в старой газете какую-то заметку и отчеркнула ее синим карандашом.

Хватаю трубку, звоню. Подходит сама Знаменская. Взволнованно рассказываю о цели своей поездки. И вдруг слышу: