Пермские чудеса

В Британском музее среди сокровищ есть старинная книга. Если открыть ее, увидишь надпись: «Эту библию на славянском языке получил из царского книгохранилища Джером Горсей в 1581 году» (английский торговый агент Горсей был автором любопытных записок о пребывании своем при дворе Ивана Грозного). Известно, что царь ушел из слободы в двадцатых числах ноября 1581 года, после убийства сына своего Ивана (на эту тему написана И. Е. Репиным замечательная картина). Последние месяцы своей жизни он библиотекой не занимался, будучи тяжело болен и глубоко переживая убийство сына. Умер царь в 1584 году. Спрашивается, где же находилось его «книгохранилище», когда он дарил из него книгу Горсею? Ответ может быть один — в Александрове.

Но возникает вопрос — не увез ли Грозный либерею обратно в Москву после окончательного ухода из Александровской слободы?

— Вряд ли, — отвечает М. Н. Куницын. — Царь оставил слободу в смятенных чувствах. Многое, свезенное сюда за годы опричнины, он оставил в александровских дворцах. Затем воцарился сын его Федор. Он, по выражению поэта А. К. Толстого, «был разумом не бодор, трезвонить лишь горазд». За ним на троне оказался Борис Годунов, правитель мудрый, но, как ни странно, человек «бескнижный», то есть неграмотный, по утверждению современников. Далее наступила «смута», потом на троне появлялись цари «растительною образа жизни», далекие от интересов к античной культуре, — Михаил Федорович, Алексей Михайлович. Ко времени восшествия на престол любознательного, энергичного Петра Первого либерея, погребенная в одном из тайников слободы, была уже забыта…

Заканчивая этот очерк, я должен сообщить, что в наши дни создается специальная комиссия, в которую войдут известные ученые и литераторы. Она наметит широкий план поисков ценнейшего сокровища мировой культуры — либереи Ивана Грозного.

ИСТОРИЯ МОЕГО ДОМА

В 1932 году, когда мне исполнилось 13 лет, я переехал с родителями из Можайска в Москву. В доме 12 по улице Чехова, которая до 1944 года называлась Малой Дмитровкой, прожил 21 год.

Москва меня сразу захватила. Но, конечно, изучение архитектурных памятников города и их истории пришло гораздо позднее. Тогда-то я и узнал по разным справочникам и мемуарам и историю своей улицы, и не менее удивительную историю своего дома, связанную с декабристом М. Ф. Орловым, писателями Пушкиным, Герценом и Чеховым.

Название «Малая Дмитровка», так же как и «Большая Дмитровка», говорит о том, что здесь проходила дорога на город Дмитров. Здесь шел вместе с тем и кратчайший путь к Волге по рекам Яхроме, Сестре и Дубне. Дорога была оживленная, торговая, и число жителей Малой Дмитровской слободы росло. Селились они от центра по правую руку, где впоследствии появились дома с четной нумерацией, тогда как по левую сторону стоял поселок приворотных сторожей — воротников, о чем напоминает существующий до сих пор маленький Воротниковский переулок.

В конце XVI века путь от Большой Дмитровской слободы на Малую перегородила стена Белого города. Дорога повернула налево к Тверским воротам, на современную Пушкинскую площадь. Это не устраивало жителей, и они проделали лаз в Дмитровской башне. Как гласят старинные документы, он существовал, несмотря на неоднократные замуровки, до 1647 года.

А вскоре на Малой Дмитровке началось строительство церкви Рождества на Путинках, закончившееся необыкновенно быстро, к 1652 году. Храм выглядит и сейчас как игрушка, как группа затейливо и тонко выточенных кеглей. Храм дополнялся все новыми сооружениями, по мере того как во время постройки разгоралось воображение прихожан-заказчиков. Несмотря на постепенное наращивание отдельных объемов, храм отличается слаженностью всех своих необычайно красивых частей. Зодчий стремился разместить разнохарактерные объемы так, чтобы здание смотрелось преимущественно с одной точки зрения — с Тверской заставы, то есть со стороны выезда из города. Любимые народом шатровые завершения, действительно напоминающие точеные кегли, вносили в архитектуру светские черты, чему способствовало и убранство стен, выполненное из штучного, специально формованного кирпича.

Духовенство не могло примириться с таким «обмирщением», и, видимо, не случайно в год завершения Рождества на Путинках запретили шатры. Однако народная любовь к декоративности и узорности, к обостренности силуэта и затейливости убранства, так ярко сказавшаяся в архитектуре этой церкви, продолжала жить в искусстве и зодчестве.