Пермские чудеса

Большие отдельные листы. Первый и последний когда-то служили обложкой, но от ветхости разъединились. На титуле значится: «Жизнь игрока. С французского оригинала Н. Моряна рисовал на камне А. Уткин». Ниже — рисунок. За карточным столом сгрудились игроки. Один приподнялся в отчаянии, впившись глазами в карты, другой в беспамятстве падает со стула. Третий властно указывает на выигравшую карту. Другие окаменели. «Москва, в литографии В. Логинова, 1833, продается у книгопродавца В. Логинова на Никольской улице. Печатать позволяется 1832 декабря 22. Цензор Снегирев».

Далее на шести листах развертывалась драматическая жизнь игрока. Первый рисунок изображал идиллическую сцену из быта молодоженов. Все дышит покоем, свежестью. Указывая на дитя в колыбели, молодая красивая женщина говорит мужу: «Друг мой! Как бы нам не разбудить его!»

Далее — сцены из истории семьи. Каждый рисунок — своеобразная новелла. Заканчивалась серия изображением самоубийства игрока.

Незадолго перед тем Пушкин написал «Пиковую даму». Карточная игра действительно становилась бичом общества, тема считалась остро злободневной. По всей вероятности, эти работы Уткина имели успех.

Недаром на обороте титульного листа оказалась трогательная надпись некоего Семена Баркова своему брату Василию Васильевичу: «Нововышедшим модным естампом с французского на русский лад» одаривал он его за какую-то услугу.

…Возвращаюсь к «Литературному наследству» и вот что узнаю из статьи В. В. Баранова. Всего существовало четыре портрета Полежаева. Первый — рисованный Уткиным около 1829 года, литография которого, работы Ястребилова, приложена к сборнику «Кальян» 1833 года. Второй — акварель Е. И. Бибиковой (этой девушкой был увлечен Полежаев), сделанная ею в 1834 году в подмосковном селе Ильинском. Гравюра-копия выполнена в Лейпциге и впервые приложена к стихотворениям Полежаева под редакцией П. А. Ефремова (Петербург, 1889 г.). Третий — акварель, рисованная В. И. Ленцем в Москве в 1836 году, копия-литография в журнале «Исторический вестник» за апрель 1891 года. Четвертый — портрет работы неизвестного автора, изображающий поэта на смертном одре. С портрета художник Сиверс выполнил литографическую копию.

Только подлинник последнего портрета уцелел и хранится в Государственном Историческом музее. «Многочисленные портреты Полежаева, — писал В. В. Баранов, — воспроизведенные в разных журналах, чаще всего варьируют на разные лады первый (уткинский) портрет». В 1838 году после смерти поэта по требованию цензуры к этому портрету «стали пририсовывать офицерский мундир и эполеты, которые при жизни поэт никогда не носил. По общему суждению лиц, знавших и помнивших Полежаева, это особенно плохие портреты. Лицо поэта искажено до неузнаваемости пошлой улыбкой. Это — официальный портрет Полежаева».

В. В. Баранов писал, что об уткинском подлиннике очень хорошо отзывалась некто Е. А. Дроздова, знавшая поэта, и что ее воспоминания содержатся в статье Белозерского, опубликованной журналом «Исторический вестник» за ноябрь 1895 года. Так вот, значит, где находится атрибуция, документальное обоснование того факта, что первый портрет Полежаева исполнен Уткиным А. В.!

В том же, 15-м томе «Литературного наследства», где на странице 252 дано описание В. В. Барановым полежаевского портрета работы Бибиковой и рассказывается подробно его история, на странице 59 к статье Н. Ф. Бельчикова приложен этот портрет — уже как произведение неизвестного художника. И ни в одном из предыдущих изданий полежаевских стихов, ни в «Былом и думах», словом, где бы ни помещался портрет Полежаева, нигде не указывается, что это работа Уткина или Бибиковой. А про бибиковский портрет Полежаева в «Былом и думах» (т. 1, М., 1962, с. 161) вовсе говорится, что это гравюра Ф. А. Брокгауза… это после того, как в книге И. Д. Воронина о поэте даже был помещен рисунок: Бибикова пишет портрет Полежаева, этот самый.

Нужно было просматривать библиографические указатели статей о Полежаеве и Герцене, потом выписывать все эти журналы. И тут меня ожидала еще одна ценная находка. Просматривая 63-й том «Литературного наследства» (часть 3), посвященный Герцену и Огареву, я «наткнулся» на репродукцию двух карандашных рисунков Уткина, сделанных им из окна Рогожской части. Оказывается, они находились в материалах следствия по делу «О лицах, певших в Москве пасквильные песни». Их обнаружил там автор нового исследования этих документов В. П. Гурьянов.

Рисунки представляют огромный интерес. Они мастерски выполнены, свидетельствуют, что дух художника не был сломлен; они дополняют его психологическую характеристику, данную Герценом и Лемке. Они ценны и для историков, краеведов, всех любителей старой Москвы, потому что с документальной точностью воссоздают два уголка Москвы 1834 года.