Пернатый оберег

Выслушав сообщение Панова, Курсаков вздохнул с огромным облегчением и не стал изменять своему принципу — проверять все версии. И работа закипела. Задержали Корявого. Оксана подтвердила, что это и есть ее любовник — не любовник, а так, не пойми что, который вызвался разобраться с Дуней без кровопролития, но своего обещания не сдержал. А о Никите у них вообще никакого разговора не было, и кто его убил, она не знает. А знает только то, что ее будущей ребенок потерял отца, но она надеется, что хоть дедушка его не оставит. Корявый в присутствии своего адвоката П. (интересно, на какие денежки он нанял такого дорогого адвоката, который обычно защищает бандитов из табуновской ОПГ?) показал, что он конкретный пацан, а не лох, чтобы подряжаться за бутылку водки подставить фингал под глаз девицы, чья фамилия Артюнянц. А если просто так тебе ставят бутылку, почему же ее не выпить? Пришлось Корявого выпускать под подписку. Что поделаешь? Адвокат П. пригрозил, что обратится в Европейский суд по правам человека и тогда европейцы сделают следователей Курсакова и Духанского невыездными, чтобы впредь им было неповадно нарушать права человека и гражданина Корявого. Задержали и женственного юношу. В его квартире при обыске нашли сумму денег, совпадающую с похищенной из сейфа Изяслава. Этому и адвокат П. не смог помочь… Вот что значит не иметь опыта отсидки! Ну ничего, посидит, подкуется, в следующий раз будет осторожнее и не забудет о главном правиле, регулирующем всю деловую жизнь России: «Делиться надо!». Лидия после продолжительных допросов, все-таки призналась в покушении на жизнь Марши и написала чистосердечное признание, в котором объясняла, что действовала в пределах необходимой обороны, защищая дитя в своем чреве от вудистского колдовства. Задержали и Дональда Табунова. Но уж тут адвокат П. действительно бился, как лев! А что задержанному можно вменить? Был знаком с некоторыми фигурантами? А где доказательства, что он знал об их преступных замыслах, которых вообще-то и не было? Пришлось Додика отпускать под залог, а то и шенгенской визы вовек не увидишь! Оксана же только рыдала, подписывала все, что ей подсовывал следователь Духанский, но в то же время уверяла, что виновна лишь в том, что желала поставить фингал, ну пусть даже два, под очи разлучницы Дуни. Лидию она не провоцировала и не подталкивала к нападению на Маршу. Просто беспокоилась, как бы вудистское колдовство не повредило Дуниному младенцу, если новобрачная госпожа Табунова уже ждет ребенка. Но слезы — это только слезы, даже скрепленные соплями вместо печати их все равно к делу не подошьешь. А вот собственноручно и совершенно добровольно подписанные обвиняемой чистосердечные признания ужасных преступлений, от описания которых кровь стынет в жилах, — это уже серьезно. Но когда следователи подытожили все, что Оксана наподписывала, они сами ужаснулись делу рук своих! Выходило, что эта подтиральщица полов — криминальная шишка, возглавляющая мафию столичного региона и прилегающих губерний. Курсаков, прочитав эту ахинею, приказал немедленно аннулировать все Оксанины чистосердечные признания и показания.

— Я не позволю превратить себя в посмешище! — кричал Курсаков на членов своей следственной группы. — Невооруженным глазом видно, что эта Оксана — просто дурища, каких — уж на что! — даже Москва не видывала! Присяжные в суде поймут это на раз-два!

— Но психиатрическая экспертиза признала ее вменяемой, — нерешительно возразил Духанский, который и шил Оксане создание организованного преступного сообщества и, соответственно, руководство им.

— Пусть эти психовзяточники сначала докажут собственную гражданскую вменяемость! — крыл уважаемых экспертов Курсаков. — Если представить их экспертизы на суд коллегии присяжных, те единогласно признают этих психоспециалистов шизофрениками с раздвоением личности в сторону набитых долларами карманов!

В общем, долго думали, а потом сошлись на том, что Оксане следует предъявить обвинение в содействии по неосторожности («по дури»-то не напишешь!) организации заказного убийства и нанесении тяжких телесных повреждений. Пока шли все эти допросы, очные ставки, споры и разборы, Глеб каждую свою свободную минуту посвящал заботам о Юлии. Курсаков не только закрывал глаза на некоторое отлынивание подчиненного от выполнения служебных обязанностей, но, напротив, настоятельно этого требовал. Несмотря на занятость следственными делами, он постоянно звонил Глебу, осведомлялся о здоровье Юлии и заклинал Панова приложить все усилия, чтобы девушка не узнала о смерти брата.

— Учти, если у Юлии от горя помутится разум, в дальнейшем нам придется рассчитывать только на свою скудную зарплату! — наставлял он Глеба.