Пернатый змей

Кэт в ужасе поглядела на Рамона. Тот опустил руку и стоял, как статуя. Но его широко распахнутые черные глаза смотрели все также отсутствующе. Он встретился со смятенным взглядом Кэт, и его глаза быстро сверкнули, как молния, подавая знак Сиприано. Потом он снова посмотрел на Карлоту, по-прежнему как бы издалека. Ни единый мускул не дрогнул на его лице. И Кэт поняла, что его сердце умерло для Карлоты — окончательно; он смотрел на жену из мертвой пустоты. Лишь брови чуть заметно хмурились на его гладком мужественном лице. От былой близости не осталось ничего. Она словно слышала его слова: «Нет больше звезды между мной и Карлотой». И это была ужасная правда!

Быстро подошел Сиприано, скинул с плеч свое роскошное серапе, обернул им несчастную неподвижную Карлоту и, легко подняв ее на руки, прошел по проходу, освобожденному женщинами, к двери и дальше на яркое солнце; Кэт последовала за ними. И, шагая по проходу, слышала позади медленный глубокий голос Рамона:

Я — Живой Кецалькоатль.

Нагим пришел я из бездны,

Из пространства, которое я называю Отцом,

Нагим прошел я весь долгий путь

От небес, мимо спящих Бога сынов.

Из глубин неба явился я, как орел.

Из глубин земли — как змея.

Все живое, что восходит и нисходит между

землею и небом, знает меня.

Но я — внутренняя звезда невидимая.

И звезда — лампа в руке Неведомого Творца.

За мною Бог, который ужасен, и чуден,

и таинствен для меня навсегда.

Но я был в его чреслах, прежде чем он породил

меня, познав мою Мать.

Теперь я один на земле, и она — моя.

Корни на темной, влажной тропе змеи — мои.

И ветви на путях неба и птицы — мои,

Но искра меня, коя есть я, больше, чем я.

И ноги мужчин, и руки женщин знают меня.

И колени, и бедра, и чресла, нутро —

источник силы и семени — я зажигаю.

Змей моей левой руки целует из тьмы ваши ноги

устами ласкового огня

И вливает силу свою в ваши пятки и лодыжки,

свой огонь — в ваши колени, и ноги, и

чресла, остальное кольца своего —

в живот.

Ибо я — Кецалькоатль, покрытый перьями змей,

И я не с вами, покуда мой змей не свернется

кольцом у вас в животе.

И я, Кецалькоатль, орел небес, виденьем касаюсь

лиц ваших.

Дыханьем своим вашу грудь обвеваю.

И устраиваю мирное гнездо в ваших костях.

Я — Кецалькоатль, Господь Двух Путей.

Кэт задержалась, чтобы услышать конец гимна. Сиприано со своей необычной ношей на руках, завернутой в его роскошное серапе, тоже задержался на крыльце. Их глаза встретились. В его черном взгляде было нечто вроде благоговения перед мистерией Двух Путей; нечто загадочное. И Кэт охватила тревога.

Они быстро прошли под деревьями к гостинице, которая была рядом, и уложили Карлоту в постель. Солдат уже побежал на поиски врача; послали также и за священником.

Кэт села у постели. Карлота лежала, тихонько, жутко постанывая. Вновь зарокотал барабан на крыше церкви, отбивая варварский, замысловатый ритм. Кэт выглянула в окно. Из церкви выходил народ, щурясь на слепящем солнце.

Немного погодя на крыше церкви зазвучало пение, сильные мужские голоса парили, как темный орел в светлом небе, мрачные, жестокие, исполненные страстной веры. Она подошла к окну, посмотреть, что происходит. Она увидела мужчин на крыше и народ, толпящийся внизу. И пение, в котором чувствовались торжествующая мощь и жизнь, наполняло воздух, как незримая темная сила.

Снова вошел Сиприано, взглянул на Карлоту и Кэт.

— Они поют Приветственную песнь Кецалькоатлю, — сказал он.

— Да? Какие же в ней слова?

— Я поищу для вас листовку со словами, — сказал он.

Он встал рядом с ней; его близость действовала на нее колдовски. Она пыталась сопротивляться, как тонущая. Когда она не тонула, ей хотелось утонуть. Но когда это действительно происходило, она отчаянно боролась, чтобы вновь почувствовать твердую почву под ногами.

Карлота застонала и очнулась. Кэт поспешила к постели.