Пернский цикл. Книги 1-15

Он сверкнул глазами на Киндана, который нависал над его головой.

— Кажется, я перепутал, — объяснил Киндан. — Свет был…

— Это был не свет, — оборвал его Калдазон. Он потянул первый горшок от тепла и жестом показал на второй горшок. — Сначала ты вычистишь этот горшок, и смотри не повреди поверхность или горшок никогда нельзя будет использовать. Когда ты закончишь, найдешь место, чтобы опорожнить этот, — он дернул своим большим пальцем в сторону другого горшка, — и хорошенько его вычистишь. — С окончательным сверканием, Калдазон пошагал прочь.

— Мастер? — позвал его Киндан, не веря в то, что его оставили одного с его бедствием.

— Я должен поговорить с Арфистом Муренни, — ответил, набычившись, Калдазон. — И, возможно, вздремну. — Он снова взглянул на Киндана и поправился. — Долго подремлю.

— Я могу вычистить их, — тихо предложил Ваксорам. Киндан был удивлен увидеть его, он должно быть пришел прямо с последнего урока, решил Киндан, и уловил последние слова Калдазона.

Спустя десять месяцев, отношения между Ваксорамом и Кинданом стали более глубокими, более сложными, и пока еще не упростились для них обоих. Складывалось впечатление, что временами старший ученик был старшим братом Киндану, а временами — его учеником. Пока что это работало, и Ваксорам был членом «изгнанников», как он сам же однажды обозвал Киндана и его друзей.

— Нет, — ответил Киндан, качая головой. — Я сделал это месиво и я должен вычистить горшки.

Ваксорам кивнул. Киндан спрятал усмешку и вернулся к своему месиву.

Вычистить не получившийся клей из его горшка было довольно просто, и это приподняло дух Киндана, он вычистил его первым. Это вероятно было хорошо, попытался он размышлять, потому что Киндан не мог вычистить затвердевший полироль без разведения его драгоценным средством из горшка мастера Калдазона. В конце концов, почти со слезами, Киндан вернул два горшка в комнату изготовителя инструментов, но нашел ее пустой, очевидно мастер все еще оставался у Главного Мастера Арфистов.

Отчасти с облегчением, Киндан решил исполнить старую пословицу: «оставить спящих мастеров в покое» и направился на свой вечерний урок с мастером Биддлом.

Спустя двадцать минут с начала урока, мастер Биддл опустил свою указку и посмотрел через головы других учеников прямо на Киндана.

— Я говорю, Киндан, сегодня плохой день для тебя, чтобы использовать голос, — вежливо сказал ему Биддл.

Покраснев, Киндан мог только кивнуть. Это был не просто плохой день, это был ужасный день, и было ясно, что это был первый день из многих таких — голос Киндана похоже устанавливался никакой — ни бас, ни тенор, но просто неопределенно трещал всякий раз, когда он пытался выдать даже малейшие колебания.

— Возможно, — любезно предположил Биддл, — ты возьмешься за проведение?

Глаза Киндана возбужденно расширились. Это было единственное дело, которое действительно нравилось Киндану — это проведение разучивания музыки. По настойчивому жесту Биддла, Киндан направился в центр класса и, с благодарным кивком, взял указку у Мастера Голоса.

Наверное, день меняется к лучшему.

Он только поднял ее, чтобы дать начало хору, когда его окликнул голос, — Киндан!

Это был Мастер Калдазон. Краски оставили лицо Киндана и он неохотно вернул указку обратно Мастеру Биддлу.

Наверное, день меняется к худшему.

— Это все потому, что ты растешь, — утешала его Нонала за ужином. В тринадцать Оборотов она до сих пор была на полголовы выше Киндана, но все же это была меньшая разница, чем на голову только Оборот назад.

— Ты обретешь свою высоту, — твердо добавил Верилан. Киндан улыбнулся ему, но это не помогло ему не чувствовать ревности — Верилан гарантированно получал место в Цехе Арфистов, только одно его умение копировать гарантировало это.

— Просто попытайся избегать проблем, — мудро добавила Келса, отрывая взгляд от сланца, на котором писала.

— Поешь, Келса, — в унисон сказали Киндан и Нонала. Послышались отдельные смешки, когда Келса бросила на них изумленный взгляд и оттолкнула свой сланец прочь. Келса всегда писала. Темноволосая девушка как никто, был уверен Киндан, точно найдет место в Цехе Арфистов, даже если Цех был традиционно мужским миром; песни Келсы были настолько оригинальны и незабываемы, и сама она обладала идеальной памятью не только на слова, но и на ноты тоже.

Сыгранную ею однажды песню, она запоминала навсегда; имея мелодию, она писала к ней целую новую часть. Было опасно свистеть около Келсы, потому что она испытывала внезапный толчок и останавливалась — все позади нее застывало — и она начинала писать.