Перо Адалин

Лекарь приметил неподалеку Евандера, который уныло подпирал стену. Сегодня принцесса впервые после нескольких дней, полных грусти и горечи ее преданных слуг, открыла глаза. Жители поместья были в отчаянии – оно заходило в сердца без стука и покидало так же неожиданно, как и появлялось, оставляя после себя разруху.

Хозяева дома после долгого разговора с Феликсом пообещали оставить произошедшее в тайне. Лекарь Пеон понимал их – едва ли толпы перепуганных жителей, которые стекутся к поместью из-за слухов, улучшат ситуацию. О нечестивом человеке, отравившем принцессу, никто не говорил – его, в сопровождении королевской стражи, увезли в Мурусвальд. Какая участь ждет мерзавца, покушавшегося на драгоценное дитя, лекаря не волновало. Главное – ее высочество жива, правда, очень слаба, но это уже его забота. И если бы не старая карга, изображающая великую царицу местных лекарей, он бы давно поставил принцессу на ноги.

Евандер, увидев Пеона, сделал в его сторону пару вялых шагов. Последние дни он был, что называется, не в себе, и командирам даже не удалось хорошенько его отчитать, ведь нет никакого удовольствия ругаться с тем, кто и так осознает свою вину и не делает никаких попыток защититься. Даже черствый Феликс сдался и прервал свою гневную тираду, повелев напоследок стражу не отходить от покоев принцессы. Что Евандер с успехом и выполнял – охранники, приставленные хозяевами дома, сменяли друг друга, а Евандер не сходил с поста.

Лекарь громко вздохнул, недовольно качая головой. Кроме Евандера, поблизости никого не было; надменная лекарка еще до начала осмотра отправила всех восвояси. Видимо, статную седовласую женщину в длинном белом одеянии, которое походило одновременно и на платье, и на мантию, они прекрасно знали и не смели перечить.

Пеон ответил раньше, чем Евандер успел хоть что-то сказать.

– Она очнулась. – Лекарь приметил синие круги под глазами мужчины и сменил обнадеживающий тон на строгий: – Немедля иди спать. Сейчас ты ничем не помогаешь, зато позже, когда двинемся в путь, начнешь мешать. – Он не имел привычки долго уговаривать служащих короля. К ним требовался строгий подход: четкий приказ и выполнение, а возможность выбора обычно сбивала бравых стражей с толку. Другое дело принцесса – с ней пришлось носиться и умасливать ее, дабы она не капризничала. Как раз из-за разнеженных барышень Пеон предпочитал сопровождать стражу, а не протирать штаны в королевском замке, где милых дам было значительно больше.

Уйти Евандеру не удалось – из покоев принцессы вышла лекарка. По мнению Пеона, эта дама совершенно не умела ходить, она величественно плыла, словно носила на своей седой голове корону. Острый взгляд темных глаз остановился на Евандере, и он мгновенно растерял всю сонливость.

– За мной. – Статная женщина удостоила стража двумя словами, и он, едва не запутавшись в собственных ногах, ринулся в покои. Проигнорировав Пеона, она направилась за Евандером. До королевского лекаря ей не было никакого дела. Послышался характерный щелчок – дверь заперли на замок, а брови Пеона поползли вверх.

* * *

В просторной комнате гулял солнечный свет, в окне за раздвинутыми синими шторами виднелись очертания Мурусвальда. Однако Евандера ни вид за окном, ни обставленные в светлых тонах покои не могли заинтересовать больше, чем Агата. Вычурного убранства мужчине хватило и в столице, хотя поместье отличалось от замка короля даже в самой ничтожной мелочи.

Если в столице, как и в замке, в котором выросла Адалин и усердно работала Агата, преобладали красные и теплые оттенки, то Мурусвальд, стремясь не затеряться в тени королевского великолепия, оделся в цвета холодные, но не уступающие в величии. Город, окруженный горами, походил на богатую даму, в чьих голубых глазах затаился ледяной холод – скрытое презрение к монаршей особе, выбравшей своим пристанищем южные земли. Но никто из ныне живущих в Мурусвальде не собирался выказывать принцессе – самому яркому примеру королевской помпезности – неуважение. Недовольство зодчих и, что важнее, людей, оплачивающих постройку Мурусвальда, до сих пор жило в их потомках, но никак ими не показывалось.

Агата была едва заметна среди бесчисленного количества белых подушек и одеял; похоже, служанки решили утопить несчастную в облаках пуха и батиста, раз отравленное вино не довело дело до конца. Пожилая женщина, не проронив ни слова, прошла через комнату и вышла в дверь напротив, напоследок заперев ее снаружи. Похоже, Агата умудрилась использовать властную женщину как посыльного.

– Евандер, – мягко позвала лжепринцесса.

Он остановился у ее постели и резко опустился на одно колено, склонив голову. Его лоб почти касался пуховых одеял. Агата молчала; Евандер не спешил выпрямиться – его сковывал стыд. Он не хотел смотреть на самозванку и в то же время отчаянно жаждал выговориться. Мысли разбрелись, и это мешало что-либо сделать.

– Простите, – выдавил из себя Евандер, прожигая взглядом натертый до блеска пол.