Перо архангела

– Мама была бы довольна нами? – спросила Милка, отщипывая хлеб маленькими кусочками, будто птичка, и с любопытством глядя на отца.

– Полагаю, она бы немного загрустила, увидев вас вот в таком антураже, но была бы довольна. Вы – мои добрые девочки! – не скрывая грусти от родительского волнения, ответил Шимон Моисеевич.

* * *

Саратов встретил семью Гринберг вполне доброжелательно. С самого утра воздух был раскалённым несмотря на середину сентября. Стояла золотая пора бабьего лета. Потные, в заскорузлых гимнастёрках с белыми соляными разводами от пота и перекинутыми через плечо скрутками шинелей на привокзальной площади строились в шеренгу красногвардейцы. Очередной военный эшелон готовился к отправке в Крым.

Гражданские торопились миновать площадь и разбрестись по своим дорогам. Константин, попрощавшись с женой и её родственниками, поспешил к месту назначения. Гринберги, взяв извозчика, отправились к старому другу Шимона Моисеевича – Алексею Петровичу Минху, работавшему в городской больнице в должности старшего врача. В этой же больнице практиковал и другой давний знакомый доктора Гринберга, с которым их судьба свела в молодые годы в Смоленске. Это был талантливый хирург Сергей Иванович Спасокукоцкий. Теперь он был профессором и успешно проводил операции на спинном и головном мозге. Шимон Моисеевич был уверен в положительном исходе своей затеи, однако в нынешние обстоятельства могли быть внесены коррективы.

Не без труда добравшись до места, Гринберги, собравшись с силами, расположились в больничном сквере.

– Дорогие мои, я постараюсь недолго обременять своих старых знакомых своей персоной. Ждите меня здесь. Прошу вас не беспокоиться, скоро мы определимся с ночлегом, а возможно, и с постоянным местом проживания, – спокойно сказал доктор Гринберг и, протерев носовым платком круглые очки, водрузил их на свой выдающийся шнобль (нос – идиш).

Прошло без малого два часа, когда Шимон Моисеевич появился в сопровождении двух худых и уставших санитаров, одетых в белые халаты.

– Девочки, всё решилось как нельзя лучше! Нам отведены две комнаты в докторском доме при больнице. Всё прекрасно! Поспешим! – довольно объявил доктор Гринберг, суетливо распоряжаясь насчёт чемоданов и саквояжей, вытирая платком пот со лба и верхней губы. – Все подробности на месте, девочки! Ничего не забыли?

– Подождите! – крикнул подъезжавший на автомобиле Константин, отлучившийся с нового места службы на час для организации быта семьи. – Анна, тебе лучше остаться с отцом и сестрой, пока решается вопрос нашего размещения. Я какое-то время вынужден быть на службе. Как только появится возможность, я найду вас, – глубоким грудным голосом ласково сказал Лазовский, влюблённо глядя в глаза жены.

– Не беспокойся обо мне, душа моя, всё будет хорошо, – ответила Анна улыбаясь.

– По городу одна не ходи, прошу тебя, – целуя жене руки, добавил Константин. – Шимон Моисеевич, завтра пришлю человека с продуктами. Мне уже на сегодня выдадут паёк, – пытаясь приободрить Анну, подмигивая, сказал Константин.

– Паёк – это замечательно. Это обнадёживает и, признаться, радует! – воскликнул Гринберг, довольно кивая в ответ и отряхивая перчаткой своё пальто. – Старайтесь, батенька, но и о себе не забывайте. Мне бы хотелось видеть вас живёхоньким на свадьбе вашего первенца, дорогой мой зять! – пошутил Гринберг, подняв правую руку, крепко сжимающую перчатки на манер вождя революции.

* * *

Октябрьским вечером, когда мелкий осенний дождь, радостно встречая своего закадычного друга-братца мороза, сыплет мелкими каплями, переходящими в изморозь, в природе всё начинает костенеть от озноба и сырости. Деревья, сбрасывая разноцветную листву и обескураженно стесняясь своей наготы, ветками прикрывают себя, стараясь спастись от стыда. Только сосны и ели, наливаясь влагой и силой в ожидании зимних метелей и морозов, ликуют, расправляя на ветру свои вечнозелёные сарафаны. Небосвод, сплошь затянутый непроглядным пологом облаков, прячет улетающие на зимовку птичьи стаи, и лишь прощальные крики гусей да журавлей какое-то время доносятся до земли после их стремительного входа клином в серые облака. В такое время всем живым существам требуется тепло и уют.

– Вот если бы я могла изменить своё прошлое, наверняка было бы другим и моё настоящее, и уж, конечно, – моё будущее, – с грустью сказала Милка, вернув старшую сестру из её мыслей. – Как считаешь, Аня, если б можно было изменить прошлое, как бы развивались события в настоящем?

– К чему все эти досужие рассуждения, дорогая? Ты бы лучше занималась английским. Вот придёт твой педагог, а ты так ещё и не выучила двести неправильных глаголов, – улыбаясь, ответила Анна, сидевшая возле открытого огня круглой печи, оформленной железом и называемой «голландкой».