Перо динозавра

— Нет, этого не может быть. Этого ребенка звали Сара. Это совершенно точно. Мою маму звали Сара, и я всегда знала в молодости, что, если у меня когда-нибудь будет дочь, я назову ее Сарой. Поэтому я всегда обращала внимание, если встречала ребенка с таким именем. Сара.

Анна Белла была ошеломлена:

— То есть вам вообще совершенно ни о чем не говорит имя Анна Белла?

— Нет, — уверенно сказал голос.

Анне хотелось закричать. Этого не может быть. Мужчина, о котором рассказывала Улла, был Йенс, она прекрасно это знала. Брендеруп. Коммуны, отсутствие Сесилье, Йенс, который вынужден был со всем справляться в одиночку, это точноони. Ее жизнь, ее детство. Никакой Сары там не было. Улла Бодельсен наверняка что-то путает.

— Можно я зайду к вам? — отчаянно спросила Анна.

— Ну, девочка, — сказала Улла Бодельсен. — Даже если я когда-то была той патронажной сестрой, которая к вам приходила, я не узнаю вас почти тридцать лет спустя. Вы же взрослая теперь, а не такое вот крошечное яйцо.

— Да, — ответила Анна, — я прекрасно понимаю. Но, может, вы узнаете мою дочь.

В трубке молчали.

— Заходите, конечно, — сказала она потом.

— Можно прямо завтра?

— Завтра у нас… пятница? Да, хорошо, можно завтра.

Анна положила трубку и почувствовала, что дрожит всем телом.

Черт побери, кто такая Сара?

Следующие полчаса она просто убивала время за компьютером. Искала какую-то информацию, собиралась сделать приглашения на свою защиту — но кого ей было приглашать? Потом она решила найти Карен в адресной книге. Она периодически проделывала это на протяжении многих последних лет, и каждый раз на экране высвечивалось имя Карен и адрес в Оденсе. В этот раз Анна удивленно уставилась на экран. Карен переехала в Копенгаген и жила в районе Нордвест, недалеко от Флорсгаде и совсем рядом с университетом. Вёлундсгаде, 21, третий этаж, квартира налево. Это наверняка она, Карен Май Дюр, больше никого нет с таким именем. Анна долго сидела и смотрела на ее номер. Крутилась на стуле, косилась на компьютер Йоханнеса, из которого до сих пор был вынут жесткий диск, и на страшный беспорядок на его письменном столе. Ее ужасно удивляло, что он не ответил на ее sms про жесткий диск. Если бы кто-то забрал без спросу жесткий диск из ее компьютера, она бы взвилась до небес. Она снова написала ему сообщение: «Не пора тебе выйти из этой зимней спячки?»

Никакой реакции. Вот черт. Она позвонила, но сразу же включился автоответчик. Анна разозлилась и принялась рыться в его ящиках. Беспорядок везде. Бумаги, записки, книги. Она не искала что-то определенное, поэтому ничего не нашла.

Было почти два часа. Анна выключила свой компьютер и собралась уходить. Ей нужно поговорить с Йоханнесом. Он же сам сказал, что они не в ссоре, так что ничто не мешает им поговорить. Они не могут просто продолжать молчать. Перед уходом Анна вспомнила об украшении и отыскала белую коробочку. Подумать только, Хелланд купил ей подарок. Никогда раньше мужчины не дарили ей украшений. И это ведь явно не масс-маркет — потому что кто, кроме нее, понял бы значение яйца и пера? Хелланд наверняка сделал это для нее на заказ. Анна надела цепочку на шею, вышла в коридор и сказала, проходя мимо кабинета Хелланда:

— Сожалею, но я не могу поблагодарить за украшение запертую дверь.

Она доехала на автобусе до района Вестербро и пошла по направлению к улице, на которой жил Йоханнес.

Пересекая Истедгаде, она вспомнила, как однажды зимней ночью, несколько лет назад, они с Томасом вышли из бара в Вестербро, где провели часа три. Все время, пока они были внутри, валил снег. Копенгаген выглядел сказочно, и они решили возвращаться домой пешком по этому белому нетронутому снегу. Облака совсем исчезли, над ними горели миллионы звезд. У самого дома Томас прижал Анну к стене.

— Давай еще побудем на улице, — прошептал он. — Здесь так красиво.

— Люби меня, — сказала вдруг Анна. — Люби меня, что бы ни случилось.

— Анна, — ответил он. — Я люблю тебя, что бы ни случилось. Мы вдвоем, навсегда. С детьми и со всем на свете.

Он засмеялся. Анна расплакалась.

На следующий день снег полностью растаял. С тех пор прошло уже четыре года.

Анна срезала путь, пройдя через площадь Энгхаве, где сидели, присосавшись к бутылкам, алкоголики, которым мороз был нипочем, и пошла в направлении Конгсхёйгаде. Шел снег, поэтому она натянула на голову шапку. Она не раз бывала у Йоханнеса, и они всегда очень мило общались. Йоханнес угощал странными бутербродными комбинациями, которые сам придумывал, и заваривал по одной чашке чая из пакетика. Каждый раз, делая новую чашку, он клал на блюдечко хрустящее печенье. В один из таких визитов Йоханнес начал вдруг выведывать подробности ее личной жизни. Не только такие поверхностные детали, как «выросла под Оденсе, разведена, воспитывает дочь», но более личные нюансы.