Перо грифона

Ме-Ра чистила клювом красные перышки на груди. Она уже не выглядела такой потрепанной. Барнабас кормил ее толчеными устричными раковинами и закрепил на насесте миску с водой, чтобы она могла купаться, хотя Хотбродд неодобрительно заметил ему, что воде не место на борту самолета.

– О поющих цветах я вам еще не рассказывала? – Ме-Ра выдернула из крыла некрасиво торчащее перышко.

Барнабас поднял голову.

– Семена у него размером с грецкий орех, а на вкус сладкие, как мякоть кокоса, но, чтобы до них добраться, нужно нырнуть внутрь цветка, – продолжила попугаиха. – Это очень рискованно, потому что аромат поющего цветка одурманивает в считаные секунды, а если ты замешкаешься, цветок замкнется и переварит тебя целиком с перьями и костями! – Ме-Ра боязливо взъерошила перышки.

Но тут Барнабас издал такой радостный вопль, что Хотбродд с перепугу увел самолет в «мертвую петлю», а Ме-Ра порхнула под сиденья.

– Прости мою несдержанность, многоуважаемая Ме-Ра, бесценная помощница! – Барнабас опустился на колени между сиденьями и покаянно протянул попугаихе ладонь. – Просто поющие цветы – это потрясающе!

Ме-Ра, поколебавшись, порхнула ему на ладонь и возмущенно заклекотала, когда Барнабас в порыве благодарности поцеловал ее в клювик.

– Я уверен, что это крайне редкое растение Lupina cantanda – его еще называют «поющий волчаник», – торжествующе провозгласил он, осторожно распрямляясь с попугаихой на ладони. – И оно встречается, насколько я знаю, только на одной группе островов – вот здесь! – Барнабас наклонился над картой, разложенной на сиденье рядом с Беном, и постучал пальцем по нескольким крошечным вытянутым пятнам.

– Пер-хи-а-сан, – прочел Мухоножка. – По-индонезийски это значит «украшение».

– Подходящее имя, – заметил Бен. – Эти острова действительно выглядят на карте, как нитка бус.

В первый раз с тех пор, как были получены печальные новости из Греции, Барнабас выглядел по-настоящему счастливым.

– Хотбродд! Лола! – крикнул он. – Мы знаем, куда лететь!

17. Тысяча тысяч островов

Я хотел бы, чтобы мир был в два раза больше и половина все еще оставалась неизученной.

Сэр Дэвид Аттенборо

Родина Ме-Ра и в самом деле заслуживала прозвища Тысяча тысяч островов. Даже Мухоножка, много повидавший на своем долгом веку, завороженно глядел, как по мере снижения над Индонезийским архипелагом море под ними превращается в мозаику из воды и суши. Тысяча тысяч островов, тысяча тысяч миров… Некоторые из них были так велики, что уже не воспринимались как острова – с городами, выглядевшими с высоты, будто скопление водорослей. На других островах виднелись деревни с хижинами из бамбука и пальмовых листьев, словно уцелевшие от прежних, более спокойных времен. Третьи выдавались из бирюзовой воды, словно горб морского змея, четвертые были усеяны хижинами и чайными плантациями. Бен был так же очарован увиденным, как Мухоножка. Остроконечные конусы вулканов отбрасывали тень на бухты, какие он воображал себе в те времена, когда мечтал стать пиратом. По белому прибрежному песку вились следы черепах, а за ним начинались джунгли, в которых, по словам Мухоножки, водились тигры, носороги, орангутаны и красные панды.

– Правда ведь, совсем другой мир, чем тот, что у нас дома? – заметил Барнабас. – А ведь это все та же наша Земля! Прямо не верится!

До архипелага, в который, по предположению Барнабаса, входил родной остров Ме-Ра, они добрались ближе к вечеру. Хотбродд летел так низко, что брюхо самолета почти касалось верхушек деревьев. Однако на три первых острова Ме-Ра отреагировала покачиванием головы и разочарованным стрекотом. Полный страстного томления взгляд, которым она высматривала свою родину, напомнил Бену о борьбе в его собственном сердце. Какое место на Земле он любил с такой силой? Безусловно, Мимамейдр, но и там он не переставал невыносимо скучать по Лунгу. Как все-таки по-дурацки сложно устроена эта штука – сердце!

– Ты что-то как в воду опущенный. Может, нам нужно о чем-нибудь поговорить? – Барнабас протянул ему коробку с печеньем, которое всегда брал с собой в дорогу. Орехово-шоколадное.

– Нет, все нормально. – У Бена просто не хватало мужества рассказать ему о своем решении. Он чувствовал себя предателем. Барнабас не настаивал – как всегда, когда замечал, что сын или дочь уклоняются от ответа. Они с Витой никогда не торопили детей, давая додумать собственные мысли до конца. Бен не мог сосчитать, сколько раз он уже бывал ему за это благодарен.

Лола стояла на Гильбертовой карте и карандашом помечала острова, к которым они уже подлетали. Гильберт ей за это, наверное, откусил бы ухо.

Барнабас посмотрел на ту часть карты, куда они лететь не собирались, и вздохнул.

– Какая досада, – пробормотал он, – что Ме-Ра, судя по всему, живет на острове, где нет орангутанов! Это совершенно потрясающие обезьяны. И к сожалению, почти такие же исчезающие, как драконы и пегасы. Только прятаться от людей они умеют намного хуже!