Перо грифона

– Что ты с ней сделал? – Бен рад был, что не может дотянуться до макака. У него руки чесались ему врезать. – Выбросил?

– Нет. Потерял вместе с медальоном. – Патах оскалился. – Когда ваши друзья потащили нас из дупла.

Потерял. Бен переглянулся с Барнабасом. Его переполняли противоречивые чувства. Ярость, боль, разочарование – и облегчение. На лице Барнабаса он увидел те же сменяющиеся выражения. Подарок Лунга, а значит, и их, вероятно, единственный шанс на спасение был утрачен. Зато грифоны не найдут у них драконью чешую. Распознали бы они в этой пластине частичку брони своих заклятых врагов? Бен увидел, как сник Барнабас, а такое происходило нечасто. Да, драконам ничего не угрожает. Зато крылатые жеребята погибли, если не случится чуда.

– Краа обрежет Шрии крылья и когти! – раздался жалобный голос Купо из клетки под ними. – И бросит его крокодилам! Или мраморным кошкам!

– Вот еще! Краа будет лично любоваться, как скорпионы раздирают Шрии на куски! – Патах изображал насмешника, но в его голосе прорывалось отчаяние. – Как выщипывают перо за пером, как отрывают мясо от костей… А потом он сожрет его сердце, чтобы к нему перешли сила и юность Шрии.

– Нет! – отозвался еще один макак. – Нет, нет и нет! Шрии ему не дастся! Он освободит нас всех и станет правителем нашего острова.

– Ага, Табухан, непременно! Размечтался… – В голосе Патаха теперь слышалась только усталость. И безнадежность. – Шрии погиб. Мы все погибли. Краа не станет нас продавать. Он нас сожрет, так же как и Шрии. И выстелет нашими шкурами свое гнездо.

Краа.

В клетках стало тихо. Лишь страшное имя будто эхом отдавалось от глиняных стен гнезда.

Краа…

Он, конечно, куда больше похож на Чра, чем на Шрии. Бену тоже было страшно за молодого грифона. Хорошо бы снова его увидеть.

– Да уж, мы выбрали бесподобный момент сюда заявиться, – ворчал Хотбродд. – Как будто эти крылатые чудища и так недостаточно мерзкие, они еще воюют друг с другом! И к кому из них мы прибились? Уж конечно не к победителям!

– С каких это пор ты так легко сдаешься, Хотбродд? – негромко поинтересовался Барнабас. – Грифон, равнодушный к золоту и серебру! Какого союзника мы могли обрести в лице Шрии! Мы должны его спасти!

Хотбродд только тихо застонал в ответ.

Даже Бену оптимизм его названого отца показался на этот раз несколько надуманным.

– Спасти Шрии? Мы? – прошептал он. – Нас бы кто спас для начала! Притом что единственные спасители, на которых можно надеяться, это крыса и гомункулус!

– И что? – так же шепотом отозвался Барнабас. – С каких пор ты оцениваешь друзей по размеру? Мне за тебя стыдно, сын! Я тебя такому не учил.

Гм. А ведь Барнабас прав. Неужели Бен забыл, сколько сделал Мухоножка для победы над Крапивником, своим бывшим хозяином? И сколько опасностей отвела от них Лола, о скольких предупредила?

– Эй! – крикнул ему Уинстон из своей корзины. – Почему я вдруг стал понимать, что говорят обезьяны? Это вы наколдовали? И зачем вам понадобилось перо грифона?

– Это длинная история, – отозвался Бен.

– Ну и отлично! Или у тебя другие планы на сегодняшний вечер?

Маки-домовой расположился поудобнее на плече Уинстона и уставился на Бена, готовясь слушать.

Ладно. Но с какого места рассказывать? Бен решил, что начать нужно с того дня, когда он познакомился с Лунгом. И тут Барнабас зажал ему рот ладонью:

– Ни слова о драконе! Не забывай: грифоны не должны о нем знать. А скорпионы-шакалы умом, может, и не блещут, но слух у них отличный.

28. Волшебное время

– Я юность! Я радость! – отвечал беспечно Питер. – Я птенец, разбивший свою скорлупу!

Джеймс Барри. Питер Пэн (Перевод Н. Демуровой)

Волшебное время. Так называла его Гиневер еще много лет спустя – два дня, когда серебристые яйца, ради которых ее отец полетел на край света, приоткрыли свою тайну и она влюбилась в трех крошечных крылатых жеребят.

Гиневер позабыла даже, чтó отсчитывают крестики, которые она проставляла в календаре на двери стойла. Ее интересовали теперь только записи: за скорлупой впервые мелькнула крошечная мордочка… третий жеребенок багряный, в отца!.. у белого на лбу звездочка золотого цвета… Прошло то время, когда Анемос старался не заходить в стойло. Теперь он навещал гнездо так часто, что в конце концов к Вите в гостиную явилась делегация возмущенных гусей и лебедей. И только когда Гиневер при очередном измерении температуры обнаружила, что яйца немного остыли, Анемос стал сдержаннее в своем желании любоваться на крошечные фигурки, двигавшиеся за становившимся все прозрачнее стеклом.

– Им нужны имена, – объявила Гиневер, когда два лебедя в очередной раз громким шипением прогнали их от гнезда. – Как ты их назовешь?

– Синнефо. Уранос. И Хара.

Пегас выпалил это без задержки, и Гиневер рассмеялась.

– Что ты смеешься, Гиневер, дочь людей? – Анемос ткнулся белым носом ей в плечо. – Да, правда! Я давно уже думал, как их назвать. Тебе не нравится?

– Нет, что ты! Чудесные имена!