Перо и крест

Характерно, что, добившись низложения Никона, царь до конца своих дней проявлял к нему почтение и всячески старался улучшить его положение в ссылке. Умирая, Алексей Михайлович продиктовал в духовном завещании слова, перечеркивавшие его победу над Никоном. Он просил „прощения и разрешения" „от отца моего духовного великого господина святейшего Никона иерарха и блаженного пастыря, аще и не есть на престоле сем"! Сын его - царь Федор - не жалел средств, чтобы выполнить предсмертную просьбу отца и получить Никону у восточных патриархов разрешительные грамоты, то есть уничтожить приговор собора 1666 - 1667 годов. Царское посольство везло четырем патриархам богатую милостыню „и сверх того, - за разрешительные грамоты, -…по двести по пятидесяти Рублев патриарху… И если крепко и упорно станут и не похотят того учинить - и по самой конечной мере дать по пятисот рублев патриарху. А буде и по тому… не учинят, и по самой нужде дать по тысяче рублев человеку, только б учинили и в грамотах своих написали имянно!" Благодаря искусству русского посла Про-кофия Возницына Никону был официально возвращен патриарший сан сразу пятью восточными патриархами (антиохийских оказалось двое, и посол взял грамоты обоих). При этом, как гордо заметил дипломат, „учинил он то неусыпным своим промыслом и радением, без великих дач, а велено было от того дать и многую дачу" (смета расходов Возницына опубликована Н. Ф. Каптеревым) [37].

Трепетал царь и перед Аввакумом, осужденным следом за Никоном. По свидетельству Аввакума, уже после вынесения приговора к нему, закованному в кандалы и ждущему ссылки в Заполярье, не раз приходили доверенные царские слуги, передавая слова Алексея Михайловича: „Протопоп, ведаю-де я твое чистое, и непорочное, и богоподражательное житие, прошу-де твоево благословения и с царицею и с чады - помолися о нас!" - кланяючись, посланник говорит. И я по нем, - писал Аввакум в „Житии", - всегда плачю: жаль мне сильно ево. И паки он же: „Пожалуй-де послушай меня: соединись со вселенскими теми хотя небольшим чем!" И я говорю: „Аще и умрети ми Бог изволит, с отступниками не соединюся! Ты, реку, мой царь, - а им до тебя какое дело? Своево, реку, царя потеряли, да и тебя проглотить сюды приволоклися! Я, реку, не сведу рук с высоты небесныя, дондеже Бог тебя отдаст мне". И много тех присылок было. Кое о чем говорено. Последнее слово (царь) рек: „Где-де ты не будешь, не забывай нас в молитвах своих!" Я и ныне, грешной, елико могу, о нем Бога молю"38.

Однако судьба Аввакума оказалась много трагичнее судьбы Никона. Ему сохранили жизнь - но он находился в жестоком заточении, его не убивали - но протопоп становился свидетелем все новых и новых зверских казней своих родных, близких, друзей, единомышленников. Аввакум, в отличие от Никона, находил возможности и в нечеловеческих условиях писать, защищая свои взгляды, свое мировоззрение, - и видел, как оно планомерно и неумолимо искореняется в России силой той самой самодержавной власти, которая была, в его понимании, гарантом благоверия и душевного спасения…

Поворотным пунктом в трагической судьбе Аввакума и его сторонников, одним из важнейших, если не определяющих, событий в трагедии русской православной церкви и русского народа стало решение большого церковного собора 1666 - 1667 годов о старом обряде и старообрядцах. На вопрос: что происходит в поместной церкви - внутренние споры, еретическое движение или раскол? - был дан четкий и однозначный ответ: церковь, сообщество верующих, расколота, не существует более как духовное и организационное единство, как целостный организм.

Поскольку это решение не только перечеркивало, но и в корне противоречило решению собора русских церковных иерархов 1666 года, его инициаторами и вдохновителями принято считать восточных патриархов (причем одни авторы пишут об этом с одобрением, другие - с осуждением). Приехали иноземцы - и просветили; приехали иноземцы - и все испортили. Схема достаточно знакомая, но не слишком ли простая для объяснения сложного исторического процесса, в который были вовлечены огромные силы Российского государства? Как бы то ни было, мы должны рассмотреть этот вопрос, опираясь на конкретные факты.

Прослеживаемый в источниках ход событий свидетельствует, что восточные патриархи и вообще приезжие греки сыграли в раскольническом решении собора активную роль. Маловероятно, чтобы Паисий александрийский и Макарий антиохийский до приезда в Россию серьезно разбирались в русском религиозном разномыслии. Тем важнее были данные им в Москве консультации, первая из которых была получена от Паисия Лигарида, специально приставленного к патриархам царем Алексеем Михайловичем для ознакомления их с состоянием русских церковных дел.