Перпендикулярный мир

– Сегодня день был спокойный, – ответила женщина, – без скандала.

– И вас устраивает этот договор?

– С местными властями? Конечно устраивает, тем более что мы не отчитываемся налоговому управлению.

Удалов смотрел на Стендаля и Галочку. Нежно обнявшись, они сидели по ту сторону прохода. Стендаль учил Галочку петь песню о желтой подводной лодке. Галочка во всем слушалась его. Как грустно сознавать, подумал Удалов, что она всего-навсего надувная копия человека. И Мише никогда на ней не жениться.

– И надолго у вас контракт? – спросил Удалов у женщины из агентства «Голден гууз».

– Кончается, – призналась женщина. – А жалко. Я сама бы кое-что себе приобрела, но с вами разве успеешь? Как глупо на кладбище ездить.

– Это не вы придумали?

– Это ихний генерал придумал, который сторожем на кладбище служит. Ну тот, с которым вы в кустах шептались. Я думаю, что он нарочно эту экскурсию провел, чтобы с вами пошептаться.

– А вы раньше на кладбище были?

– Вчера. Осваивали площадку.

Удалов вздохнул. Не хотел спрашивать, но язык сам спросил:

– Вы, случайно, не заметили, в каком году я умру?

– Там уже вчера все было заклеено, – ответила женщина.

– Разумеется, – согласился Удалов.

Все было неправильно. И сторож в чине генерала, и тайные беседы под сенью памятника Якимовой от неутешных детей, и выдача товаров перед обедом – словно кто-то хотел сказать: «Ну, поторговали, а теперь сворачивайте свои игрушки, берите, что дают, и отправляйтесь домой».

Минц, сидевший сзади, вздохнул так тяжко, что звук донесся до Удалова.

– Тоже так думаешь? – спросил Удалов, обернувшись.

– Как и ты, – сказал Минц.

– И что скажешь президенту?

– Посоветую не вмешиваться, – ответил Минц. – Чувствую, что нам их не достать.

– А что он про шляпу говорил?

– Его слова требуют внимательного анализа, – ответил Минц.

Полковник запел песню «Все выше, и выше, и выше стремим мы полет наших птиц». Песня была бравая, военная, может, даже довоенная.

Некоторые стали подпевать. Кавказец, который сидел за рулем, тоже стал подпевать.

Сошли у агентства. Было уже темно.

Удалова охватила тревога.

Нечто чужое, как при инопланетном вторжении, присутствовало в воздухе Великого Гусляра. Пошатывались тени за заборами и кустами, пробежала собака служебной масти, далеко-далеко послышался шум танкового мотора. Когда Удалов с Минцем отошли от агентства шагов на пятьдесят и распрощались на углу с полковником и бритым парнем, который увлекал к своему ложу рыженькую девицу, в щели штакетника блеснул фонарь, уперся лучом в лицо Удалова, затем переметнулся к Минцу.

– Сдаемся, – сказал Удалов. – Конечно же сдаемся, желательно получить пощаду.

– Получите, – засмеялся президент Академии наук, выходя из-за фонарного столба. Он был в маскхалате, на голове фуражка с государственным гербом. – Как дела, орлы? А то нас тут комары закусали.

– У вас машина есть? – спросил Минц.

Из кустов и из-за забора послышался смех. Возможно, давно уже президенту Академии наук не задавали такого нетактичного вопроса.

– Подожди здесь, сейчас мы закончим операцию, – сказал президент.

– Зачем, Толя? – спросил Минц. – Мы же всё выяснили.

– Мне хотелось бы сначала изолировать всех, кто там побывал, а особенно организаторов.

– Организаторы ничего не знают, – ответил Минц. – Работали на проценте. Туристы тем более не виноваты.

– Надо изъять товары, – просто сказал президент.

– Погоди до завтра, Толя, – попросил Минц.

– Но они их пустят.

– Не пустят. Поверь мне, ничего не пустят. Все не так, как ты себе представляешь.

– Ты можешь ошибаться, Лева, а мне уже три раза из Мин обороны звонили, из аппарата президента, спать не дают.

В кустах послышался прерывистый звонок.

– Вот видишь, – сказал президент. – Опять волнуются.

– Если ты веришь в мою гениальность, – скромно сказал Минц, – то придется тебе отозвать омоновцев. Пускай отдыхают.

Президент заскрипел зубами.

Потом сказал:

– Выходите, молодцы.

Из разных щелей и укрытий выскочили молодцы в бронежилетах и черных чулках на рожах.

Из-за церкви Параскевы Пятницы выехал бронетранспортер, в который попрыгали черные чулки, а президент Академии наук пригласил Минца в джип-«чероки», который выскочил из недавно выкопанного блиндажа.

– Мы вдвоем с товарищем, – решительно сказал Минц.

– Товарищ погуляет, – ответил президент. – Есть вопросы, которые я не имею права обсуждать даже с лучшими твоими товарищами.

Минц успел перегнуться, высунуться из дверцы и крикнуть Удалову:

– Побеседуй с Мишей Стендалем. Это обязательно! Не упусти Мишу Стендаля.

Удалову хотелось домой. Он устал путешествовать на туристическом автобусе, стоять на базаре и глядеть на собственную могилу с заклеенной датой. Он хотел домой, хотел присесть посреди двора и посмотреть, что в тех мячиках и шариках, которые ему подсунула тамошняя милиция.

Но Удалов не стал возражать. Ведь Минц просит. Да еще так сильно просит, значит, беседа с Мишей Стендалем может открыть глаза на какие-то важные тайны, о которых Удалов по простоте своей не додумался.

Так что Удалов с тоской поглядел вслед красным огонькам джипа и стал ждать.