Палатки-кулеры исчезли. Вместо них тянулись правильные ряды бараков, окруженные по периметру пулеметными вышками. Вечерело. Я отчаянно спешил – если опоздаю, умрет кто-то очень мне дорогой. Во сне я не помнил, кто. В этом сне я был невольником, рабом, заключенным. На левом предплечье у меня было вытатуировано клеймо. Очнулся внезапно, с острым чувством невозвратимой потери.
В темноте храпели мои товарищи. Кулер давно перешел в режим вентиляции и гнал в палатку прохладный ночной воздух. А мне было жарко, я обливался потом. На полочке в изголовье нащупал часы, придавил кнопочку, циферблат осветился. Полночь.
В слабом свете часов тщательно осмотрел левую руку выше локтя. Ничего. Ни малейшего следа. Бред.
Перевернулся на спину. Целая ночь впереди. Спать.
…Я стоял, крепко привязанный к столбу. Из высоко расположенного оконца с пыльными стеклами падал на грязный пол косой солнечный луч. Над головой металлическая крыша. Ящики вдоль стен. Что за сарай?
Шепот. Кто-то рядом со мной, прикован к этому же столбу позади меня. Я силился ответить…
Со стоном проснулся. Черт! Так и сбрендить недолго.
Не знаю, сколько времени я лежал в темноте, не смыкая глаз. Все же заснул и, на этот раз, кошмар не повторился.
Утром Кай заметил, что я не в духе.
– Потерпи, брат, все образуется! Не хмурь чело.
Однако, сам был невесел.
– Положение хреноватое, знаешь ли…
Ну да. «Команданте Боргезе» облажался в очередной раз, его отряды откатывались поспешно и в панике на те же позиции, с которых бодро выступили две недели назад. А до него партизанами Суора руководил такой же неудачник, не помню, как звали и куда он пропал. Наверное, уволился по собственному желанию.
– Сегодня у нас с тобой намечена вылазка… – продолжил Кай и, поймав мой вопросительный взгляд, уточнил:
– Туда, где ты так удачно позировал будущему команданте. Я это фото бережно храню. Какая экспрессия, какие выпученные глазки… Какая пена изо рта. Ты – бешеный зверь, брат мой.
Стукнул бы я его покрепче, да нельзя. Бить морду работодателю – не полезно. Как для кармана, так и для деловой репутации. Спросил невинным голосом:
– Когда отправляемся?
– Да как червячка заморим, так и в дорожку.
Сказано, сделано. Пожрали в нашей столовой, две ранние птахи, и к самолету. Пилот нас уже дожидался.
Через два часа были на месте. Адреналин погуливал в крови – от полета над жутким зевом иссохшего моря всегда так. Мертвый город никуда не делся и был по-прежнему мертв.
Долго ли, коротко ли, мы с Каем прокатились на маленьком пустынном вездеходе – том самом, на котором не так давно путешествовал Дан Боргезе. Трофей, знаете ли. Маршрут наш был, кстати, тот же самый.
Кай показал мне заветное подземелье и упрятанный в нем загадочный объект. Голос его отдался эхом от каменных стен:
– Как по твоему, Гораций, сколько он весит?
– Хм… Примерно семь и два на два – положим тридцать кубов. Металл, но не сплошняком. От двадцати до пятидесяти тонн.
– И как, по-твоему, его вытащить наверх?
– Подумать немного, так сделаем.
– Берешься? Людей я дам. Землеройку и другую технику получишь, скажи только, чего тебе еще надо.
– Двойная оплата и доступ в Сеть – отписать домой. Я безобразно долго отрезан от мира. И не дуй мне в уши про секретность – не маленький.
– Ладно. Ты муж взрослый и самостоятельный. – согласился Кай. – Я тебе доверяю. Не расспрашиваю тебя о прошлом, заметил? Как бы там было, ты вынес из него бесценный опыт и стал тем, кто ты есть.
Я промолчал. Не объяснять же ему, что прошлого у меня нет.
Обратную дорогу Кай был необычно задумчив. Самолет наш скользил над сизым маревом, скрывавшим бездну – утлый челнок над морем зла. Мы приземлились, когда на землю уже пала душная южная ночь. Вереница посадочных огней сразу же погасла. В темноте Кай нашел мою руку, пожал.
– Хотел сообщить тебе одну странную историю… Потом. Сейчас поздновато. Завтра ненадолго смотаюсь в… Короче, заберу нашего общего друга. А то, боюсь, пропадет зазря.
«Туда б ему и дорога», – подумалось мне, а вслух я сказал:
– Бывай. До встречи.
«Брат…»
Больше я его никогда не видел. И не узнал, о чем же он хотел мне рассказать.
– Что делать-то будем, командир?
Военным я не был, но против почетного обращения не возражал. Звучало лучше, чем «прораб» и, стало быть, для дела полезней. А дела наши были неважные.
Накануне мы, двенадцать человек, прибыли в Мертвый город, едва не потерпев крушение при посадке. Черт его знает, почему ошибся пилот, но птичка наша выкатилась за посадочную полосу. Нас крепко тряхнуло на буераках, хряснула сломавшаяся носовая стойка; самолет клюнул носом… Нас побросало друг на друга и мы вместе кубарем прокатились по салону.
Никто серьезно не пострадал, за одним исключением. Носовую часть фюзеляжа смяло гармошкой; что осталось от пилота – неприятно рассказывать. Жалко парня, столько рейсов сделал без сучка, без задоринки…