Персекпепеллы

На дисплее мило светила зеленая стрелка, указывая путь. Вот тоже — зачем? На кого это рассчитано? На того, кто не может отличить верх от низа? Как в анекдоте: чай или кофе? — а если вы не можете различить, какая тогда вам разница?

Я вышел на площадку. Двери лифта похабно хлюпнули, как губы опытной развратницы, и кабина устройства куда-то понеслась. Не иначе кто-то, умник вроде меня или такой же хомячок нажал кнопку вызова, теша себя надеждой, что ему удастся выбраться из этого ада.

Было тихо. Естественно! Этим мне и нравится наше подземелье, хотя я явно не такой уж любитель копошиться в этом нутре. Валерий, дай ему волю, ночевал бы тут, чокнутый. Маньяк.

Мне нужно было идти направо; «семерка» находилась там. Пройти per pedes apostolorum предстояло что-то около семисот метров. Я усмехнулся, вспомнив, как уже довольно-таки давно на общем собрании поднимался вопрос о том, что неплохо бы облагодетельствовать персонал велосипедами. Грамотное в принципе предложение почему-то вызвало истерический смех, и идею похерили на корню.

До седьмого удалось дойти раньше, чем я рассчитывал — наверно, просто увлекся своими мыслями и не оценивал расстояния.

Вот он, седьмой! Пожалуй, самый унылый блок в нашем заведении.

Я еще раз прислушался. Тишина. А что ни говори, на самом деле я люблю наш андерграунд. Это как выпить стаканчик крепкого винца в забегаловке перед парком, прогуляться, не напрягая никого — ни себя, ни окружающих — а потом, вернувшись, хлопнуть еще разок. В общем, красота.

Нужно было быть совсем уж полным идиотом, чтобы проводить диагностику по полной программе — работа в среднем режиме была в самый раз. Серьезная занимает от часа до двух, при этом вероятность нахождения сбоя не увеличивается по сравнению с обычным ни насколько — в моей практике был единственный случай, когда это действительно помогло. Так что не собирался я тратить свои драгоценные силы.

Положив тестер рядом с блоком, запустив чертову машину (тестер тоже был с капризами, но, если его хорошенько тряхнуть, он выдавал нечто почти вразумительное), я пошарился в поисках сигарет. Курить здесь было нельзя, и первые полгода я свято чтил инструкцию. Потом мне стало как-то по барабану. Уволят — ну и уволят, пес с ним. Аппаратуре, похоже, ни холодно и ни жарко от того, курю я или нет. Вред легким, думал я, куда существенней, нежели вред, причиненный электронике.

Телекамеры, конечно, передавали все на центральную. Но сегодня работала Анечка, а она, я был уверен, не то что станет стучать на меня высокоуважаемым боссам, а даже не будет просматривать телерепортаж, занимаясь педикюром.

Тестер привычно мигал. По экранчику неслись цифры (вот профи, удовлетворенно подумал я о себе, мне достаточно смотреть на дисплей краем глаза; этот взгляд, конечно, не тот, которым ты, вооруженный, приходишь в музей и имеешь счастье созерцать Брейгеля Мужицкого, Коро и иных Леонардо да Винчи. Какая-либо накладка не пройдет мимо моего внимания, о кей).

Загудела рация.

Это было из ряда вон — ей пользовались чрезвычайно редко; когда кто-то из нас находился на объекте, звонили, как правило, на мобилу — фирма оплачивала начальству безлимитку. Как ни странно, связь в бункере работала без особых помех.

Ненужную коробку, однако, полагалось носить по уставу.

Похоже, что-то случилось. Да, вызов не сулил ничего хорошего.

Я вздохнул и нажал кнопку с малопонятным символом зеленого цвета.

— Осеев слушает.

— Сашок?

— Да. — Я начал раздражаться. Он что там, диск крутит? Сам не понимает, с кем пытается поговорить?

— Как седьмой?

— Нормально! — ответил я, не успев даже посмотреть на дисплей. Я был уверен.

— Уверен? — прошумело в рации. Какое-то дежа вю.

— А у меня тут… — мне пришлось выслушать ряд чисел, они оказались куда похабней порнухи, просмотренной мной накануне.

— Не может быть, — твердо сказал я.

— Так вот и я о чем говорю! Если данные верны, тогда… Ну ты сам понимаешь, чем все закончится.

Повисла пауза. В этот момент — вот удивление! — я отчетливо услышал, как где-то в сотне метров от меня капает вода — потолок протекал.

Я не решался нарушить тишину. Пусть уж умник говорит.

— У нас остался только седьмой. Ты сам лучше меня это знаешь.

И вот тут мне стало очень плохо. Страшно даже, знаете ли. Дурной страх заполз сзади под рубашку и меня пощупал. Прикосновение было не из приятных.

Я поверил, что это не розыгрыш. Все было серьезно.

— Двенадцатый ты спалил. Восьмой, девятый, десятый и одиннадцатый сгорели еще на пути туда.

А ведь и правда, так. Блоки с первого по шестой являлись вспомогательными и не могли дать необходимой мощности.

— У меня для тебя нехорошая новость. Сандерс погиб.

«Как?» — хотел было пролепетать я. Мне казалось, что рация вспотела. Во всяком случае она, скользкая, так и норовила выпрыгнуть из руки. Нет, это моя рука вспотела. Черт, что-то мне совсем не нравится все это. А главное — елки-моталки, я почему-то во все это поверил. Голос в рации был реальнее, чем голос Анечки в мобильнике.

— Ему пришлось войти в реактор, — говорящий на несколько секунд замолчал. — Сам понимаешь, никакой скафандр высшей защиты…