Перси Джексон и лабиринт смерти

Квинтус сбился с ритма. Я ударил по гарде меча и вышиб клинок у него из руки.

Он потер пальцы. Потом поправил доспех так, чтобы прикрыть метину. Я понял, что это не татуировка. Это старый ожог… как будто клеймо.

– Памятка.

Он подобрал меч и натянуто улыбнулся.

– Ну что, давай еще?

Он принялся меня теснить, не давая времени задавать вопросы.

Пока мы фехтовали, Тайсон играл с Миссис О’Лири. Он называл ее «собачечкой». Они долго отбирали друг у друга бронзовый щит и играли в «Хватай грека!». К тому времени, как зашло солнце, Квинтус даже не вспотел, что было довольно странно – а вот мы с Тайсоном оба были липкие и запыхавшиеся. Мы сбегали в душ и стали готовиться к ужину.

Мне было хорошо. Почти что обычный день в лагере. Пришло время ужина, все ребята построились у своих домиков и строем пошли в обеденный зал. Большинство из них не обращали внимания на заделанную трещину в мраморном полу у входа: трехметровый извилистый шрам, которого прошлым летом не было, – но я старательно переступил через нее.

– Какая здоровая дырка, – сказал Тайсон, когда мы сели за наш стол. – Что, землетрясение было?

– Нет, – ответил я. – Не землетрясение.

Я даже не знал, говорить ему или нет. Это была тайна, которую знали только мы с Аннабет и Гроувером. Но я посмотрел в широко раскрытый глаз Тайсона и понял, что от него я это скрывать не буду.

– Нико ди Анджело, – сказал я вполголоса. – Тот пацан-полукровка, которого мы привезли в лагерь прошлой зимой. Он… э-э… попросил меня защищать его сестру, а у меня не вышло. Она погибла. И теперь он винит во всем меня.

Тайсон нахмурился.

– И он из-за этого сделал дырку в полу?

– На нас напали скелеты, – пояснил я. – Нико велел им убираться, и земля просто разверзлась и поглотила их. Нико… – Я огляделся, чтобы убедиться, что никто нас не подслушивает. – Нико – сын Аида.

Тайсон задумчиво кивнул.

– Бога мертвых.

– Ага.

– И этот парень, Нико, теперь исчез?

– Н-наверное… Весной я пытался его разыскать. И Аннабет тоже. Но у нас ничего не вышло. Только это тайна, Тайсон. Договорились? Если кто-нибудь узнает, что он сын Аида, ему будет грозить опасность. Даже Хирону не говори, понял?

– Дурное пророчество, – сказал Тайсон. – Титаны могут использовать его, если узнают.

Я уставился на него. Тайсон такой здоровый и ребячливый, что иногда забываешь, какой он сообразительный. Он знал, что тому отпрыску Большой Тройки богов – Зевса, Посейдона или Аида, – кому в ближайшее время должно исполниться шестнадцать, предрешено спасти либо погубить гору Олимп. Большинство предполагало, что в пророчестве говорится обо мне, но, если я погибну, не дожив до шестнадцати, то это вполне может относиться и к Нико.

– Именно, – сказал я. – Так что…

– Рот на замок! – пообещал Тайсон. – Мои уста запечатаны, как эта трещина.

В тот вечер я никак не мог уснуть. Я лежал в кровати, слушая шум волн, набегающих на берег, и голоса сов и чудовищ в лесу. Я боялся, что, если усну, у меня начнутся кошмары.

Понимаете, у нас, полукровок, сны – это не просто сны. Мы получаем вести. Мы прозреваем то, что происходит с нашими друзьями или врагами. Иногда даже прошлое или будущее. А в лагере сны мне снились особенно часто, и всегда были особенно правдоподобными.

И вот я лежал без сна почти до полуночи, глядя на матрас верхней койки. И тут я осознал, что комната озарена странным светом. Фонтанчик с морской водой светился.

Я сбросил одеяло и опасливо подошел. Морская вода была горячая, от нее шел пар. Струйка воды переливалась всеми цветами радуги, хотя никакого света в комнате не было, только луна за окошком. Потом из клубов пара послышался приятный женский голос: «Пожалуйста, бросьте одну драхму».

Я оглянулся на Тайсона – тот по-прежнему храпел. Он спит крепко, как слон, накачанный транквилизаторами.

Я не знал, что и думать. Мне никогда еще не приходилось получать послания Ириды. На дне фонтанчика блестела золотая драхма. Я достал ее и бросил в клубы пара. Монетка исчезла.

– О Ирида, богиня радуги, – прошептал я, – покажи же мне ныне… Ну, то, что ты собираешься мне показать.

Пар замерцал. Я увидел темный речной берег. Над черной водой ползли клочья тумана. На берегу валялись осколки вулканической породы. У реки сидел на корточках мальчик, поддерживая костерок. Пламя имело неестественный голубой оттенок. Потом я увидел лицо мальчика. Это был Нико ди Анджело. Он бросал в костер листочки бумаги: карточки из «Мифов и магии», игры, которой он увлекался этой зимой.

Нико было всего десять – теперь, наверно, уже одиннадцать, – но выглядел он старше. Волосы у него отросли. Они были спутанные и растрепанные и почти доставали до плеч. Глаза темные. Оливковая кожа побледнела. На Нико были драные черные джинсы и потрепанная пилотская куртка, на несколько размеров больше, чем надо. Куртка была расстегнута, под ней виднелась черная рубашка. Лицо чумазое, глаза слегка безумные. Нико был похож на уличного беспризорника.

Я ждал, когда он посмотрит на меня. Наверняка сейчас разозлится, примется упрекать меня за то, что я позволил его сестре умереть… Но он меня как будто не замечал.