Перси Джексон и похититель молний

Я уже привык, что со мной все время происходят всякие странности, но обычно жизнь быстро приходит в норму. Но на этот раз мучительная галлюцинация не желала заканчиваться ни на минуту. Остаток учебного года все в школе, казалось, надо мной прикалываются. Ученики невозмутимо делали вид, что миссис Керр – бойкая блондинка, которую я впервые в жизни увидел, когда она после той экскурсии вошла в наш автобус, – вела у нас математику с самого Рождества.

Время от времени я упоминал в разговорах миссис Доддз, надеясь раскусить притворщиков, но они смотрели на меня как на психа.

И я почти поверил, что никакой миссис Доддз никогда не было.

Почти.

Но Гроувер не мог меня обмануть. Когда я при нем произносил имя миссис Доддз, он нерешительно замолкал, а потом заявлял, что ее никогда не существовало. Но я-то знал, что он врет.

Дело было нечисто. В музее и правда случилось что-то странное.

Днем мне некогда было об этом размышлять, но по ночам я просыпался в холодном поту от кошмаров, в которых мне являлась миссис Доддз с когтями и кожистыми крыльями.

Погода продолжала чудить, и хорошего настроения мне это не прибавляло. Как-то ночью в моей комнате ветром распахнуло окно. Несколько дней спустя всего в пятидесяти милях от Академии Йэнси разразился самый мощный торнадо, какой только видели в Гудзон-Вэлли. На уроках обществознания нам рассказывали, что в этом году очень много самолетов разбились над Атлантикой, застигнутые врасплох внезапными вихрями.

У меня начали сдавать нервы, почти все время я ходил раздраженный. Перебивался с троек на двойки. Постоянно собачился с Нэнси Бобофит и ее подружками. И почти на каждом уроке меня выгоняли из класса.

В конце концов, когда учитель английского мистер Николл в миллионный раз спросил, почему я такой лоботряс и не желаю готовиться к диктантам, я сорвался и обозвал его забулдыгой. Что это значит, я и сам не знаю, но звучит отлично.

На следующей неделе директор отправил маме официальное уведомление о том, что в следующем году в Академии Йэнси меня не ждут.

Класс, сказал я себе. Просто класс.

Мне очень хотелось домой.

Хотелось к маме, в нашу квартирку в Верхнем Ист-Сайде, даже если при этом мне придется ходить в обычную школу и терпеть своего мерзкого отчима и его дружков, приходивших к нему поиграть в покер.

И все же… я понимал, что кое-чего из Йэнси мне будет не хватать. Вида на далекую реку Гудзон из окна моей комнаты и запаха сосен. Гроувера, который был мне хорошим другом, хотя и чудаковатым. Я волновался, что ему, должно быть, трудно придется в следующем году без меня.

А еще мне будет не хватать уроков латыни: безумных викторин мистера Браннера и его уверенности, что я со всем справлюсь.

Из всех экзаменов я готовился только к латыни. Я не забыл слова мистера Браннера о том, что он учит меня жизненно важным вещам. Не знаю почему, но я начинал ему верить.

Вечером перед экзаменом я так разозлился, что швырнул «Кембриджский справочник по греческой мифологии» через всю комнату. Слова сползали со страниц, кружились у меня в голове, буквы поворачивались на сто восемьдесят градусов, будто заделались скейтерами. Можно было даже не надеяться, что я запомню, чем отличаются Хирон и Харон или Полидект и Полидевк. А спряжение латинских глаголов? Ноль шансов.

Я мерил шагами комнату, и мне казалось, будто под футболкой у меня ползают муравьи. Мне вспомнились тысячелетние глаза мистера Браннера. «От вас я ожидаю только лучших результатов, Перси Джексон».

Я тяжело вздохнул и поднял справочник по мифологии.

Раньше мне не приходилось просить учителей о помощи. Может, мистер Браннер смог бы мне что-нибудь подсказать. По крайней мере я бы мог извиниться за жирную двойку, которую получу на его экзамене. Не хотелось, чтобы, когда я уйду из Академии Йэнси, он решил, будто я не особо старался.

Я спустился к учительским кабинетам. Большинство из них были темными и пустыми, но дверь мистера Браннера оказалась приоткрыта, а на полу виднелась полоса света, проникающего через окошко.

Когда до двери оставалась всего пара шагов, я услышал в кабинете голоса. Мистер Браннер о чем-то спросил. Голос Гроувера – а это точно был он – ответил:

– …беспокоился за Перси, сэр.

Я замер.

Вообще-то я обычно не подслушиваю, но спорим, даже ты бы не устоял, услышав, как лучший друг разговаривает о тебе со взрослым.

Я подошел поближе.

– …один летом, – сказал Гроувер. – Ну, то есть Милостивая прямо в школе! Теперь, когда мы уверены, и они тоже знают…

– Если будем его торопить, сделаем только хуже, Гроувер, – возразил мистер Браннер. – Мальчик должен повзрослеть.

– Но, возможно, у него нет времени. Когда наступит летнее солнцестояние…

– Обойдемся без него, Гроувер. Пусть наслаждается неведением, пока может.

– Сэр, он ее видел.

– Просто воображение, – настаивал мистер Браннер, – Действие Тумана на учеников и педагогов убедит его в этом.

– Сэр, я… я не могу снова напортачить, – голос у Гроувера дрожал от переполняющих его эмоций. – Вы понимаете, к чему это приведет.