Персидские юмористические и сатирические рассказы

Когда кончился «Бабакярам», поставили арабскую мелодию, и американка начала танец живота. Но арабские танцы она знала плохо и к тому же выдохлась, поэтому вернулась к столу с выпивкой, промочить горло.

— Вот эта дама исполняет арабский танец потрясающе, просто великолепно,— поднимая с кресла красивую, стройную женщину, сказал хозяин.

— Ну что же ты,— кокетливо протянула женщина,— дал бы в руки хоть какую-нибудь палку, клюку, ну что-нибудь — нельзя же так, без ничего танцевать!

Хозяин принёс зонтик в чехле. Женщина подняла его над головой как палку, с которой выступают танцовщицы, и начала танцевать, смеясь и кокетничая. Вскоре хозяин растормошил всех остальных дам. Мужчины присоединились к ним, и вот уже танцевали все.

В гостиной появилась красивая девушка, в растерянности остановилась, глядя на столпотворение. Увидев её, Доктор произнёс:

Эта ещё как сюда попала? — И подошёл к девушке: — Привет, какими судьбами?

Тёплая улыбка осветила её лицо.

— Привет. Я приехала вчера вечером.

— Очень рад тебя видеть, очень. Никогда не забуду твои ласки там, в Англии.

— А где твоя жена?

— Где-то здесь. Как всегда, подогревает других, и себя, конечно, не обижает. Ты же знаешь, она прирождённый виночерпий! Ладно, что ты будешь пить?

— Водку.

— С чем?

— С водой.

— А может, лучше с тоником или с содовой?

— С водой.

— Со льдом?

— Нет, просто с водой.

— Ну что с тобой? Совсем английской девицей стала? Доктор принёс водку с водой для девушки и с тоником для

себя.

Когда выпили, Доктор предложил ей «Уинстон».

— Я курю эти, давай ты тоже,— ответила девушка, доставая из сумочки «Рутмен».

— Я же говорил — ты совсем англичанкой стала. Где же ты теперь работаешь?

— В Нефтяной компании.

— Ты же работала в какой-то английской фирме.

— Я ушла — англичане вообще жадные, а со всякими там трудностями в их экономике стали совсем скрягами. Работать с иранцами хоть и сложнее, порой просто невыносимо, сам знаешь, но зато они платят прилично, по-настоящему щедро, и отпуск большой.

подошёл хозяин:

— Привет, как дела? ещё не завлекла в свои сети муженька?

— Нет, дорогой. Какой там муж!

— Не огорчайся, потерпи. В конце концов я сам тебя сцапаю.

— Ты что, собака, чтобы цапать? — вмешался Доктор.

Все трое засмеялись, и хозяин показал девушке то, что держал в руках. На вид это была обычная коробка с колодой карт, а сверху приклеена карта с изображением голой женщины.

— Видишь? Это порнографические карты. Здесь у меня образец. В магазине ещё интереснее, приходи посмотреть. — И он подал коробку девушке.

Та невольно потянулась, чтобы вытащить карту, но вдруг вздрогнула и отдёрнула руку.

— Ой! Да накажет тебя бог, меня током ударило,— воскликнула она.

Хозяин зашёлся от хохота. Остальные, заметившие эту сцену, тоже рассмеялись. Хозяин подмигнул:

— Молчок, никому не говорите,— и отправился дальше. Спустя некоторое время раздался женский визг, и очередная

жертва погналась за хозяином.

Теперь уже все танцевали: женщины, мужчины, пожилые, молодые и дети. Дети вертелись под ногами.

Одну за другой ставили иранские и иностранные мелодии. Начинали с быстрых ритмов, но постепенно мелодии становились все более томными. Наконец погасили свет, перешли только на медленные танго.

В перерыве между танцами к Доктору подошла жена:

— Красивую партнёршу отхватил!

— А что? Ты же знаешь, я поклоняюсь красоте.

— К тому же старательно ухаживаешь за ней.

— Тебе что, завидно?

— Нет, но хотя бы ради приличия разок станцевал бы со мной.

— Да я же вижу, что ты очарована этим американским верзилой, не хотел отвлекать тебя.

— Теперь завидуешь ты?

— Нет, но когда твоя жена все время находится в объятиях какого-то одного мужчины, это невольно привлекает внимание.

— А ты бы хотел, чтобы я сидела и любовалась тобой и твоей красоткой?

— Ханум-джан, нельзя ли семейную сцену оставить для дома? Умоляю тебя, хотя бы на сегодняшний вечер оставь меня в покое. Буду тебе премного благодарен.

Жена с нескрываемой ненавистью посмотрела на мужа, он повернулся к ней спиной и направился к друзьям.

Старые приятели, которых осталось не более семи-восьми, продолжали разговаривать, шутить, острить.

— Кстати, как с твоей поездкой?

— Да вот жду, когда все будет решено окончательно, командировка оформлена, тогда все, что имею и не имею, продам, возьму жену и детей и умотаю из этой дыры. А через два года, если это не вызовет никаких хлопот и трудностей, попрошу на один-два года отпуск за свой счёт. За это время я уже хорошо освоюсь там, займусь каким-нибудь делом. Если увижу, что оно выгодно и можно продолжать, попрошусь на пенсию. Если же нет, если мне станет ясно, что там я ни на что не годен, а эта проклятая душа все ещё тянется к выхлопным газам, сангяку[186], казанам с абгуштом, к виноградной водке, вернусь в эту дыру и начну все снова-здорово. Ну а как твои дела?

— А нас, Аллах свидетель, в покое не оставляют. Пенсию не дают. Иначе я бы подумывал о том же, о чем и ты. Сейчас собираюсь взять отпуск на сколько возможно. Что ни говори, на безрыбье— и рак рыба.

— Странно, все убегают. На кого ни посмотришь — или уезжает, или собирается уехать.