Персидские юмористические и сатирические рассказы

В сторонке шушукались две благообразные, богобоязненные старухи.

— Видать, у них денег куры не клюют! — сладким голосом пропела одна.

Другая, беззвучно перебирая губами, будто читая про себя заклинания, затрясла головой, потом ответила:

— Все перед богом едины, с собой в могилу деньги-то не возьмёшь!

— Ты все про смерть да про могилу твердишь. Уж надоело,— снова вставила первая.— Разве не видишь, сколько на них драгоценностей и золота разного навешано! Как они все это только таскают на себе? Ты погляди, вон кольцо на пальце у толстушки! Камень в нем не меньше голубиного яйца! Не иначе как бриллиант!

— Нет, сестрица, бриллианты такого цвета не бывают. Это рубин. А вот серьги, вишь, сверкают всеми цветами радуги,— это несомненно чистый бриллиант. О Господи, она под тяжестью этих драгоценностей, бедная, пыхтит и потеет, ну точно верблюд.

— Сестрица, а как ты понимаешь, откуда у них столько денег и драгоценностей?

— Все от бога милостивого, милосердного.

— Что ж он нас тогда обошёл?

— Верно, были тому причины. А ты вот её спроси, мне такое неведомо.

— Кто же будет муж у этой госпожи?

— Говорят, главный директор!

— Как это надо понимать, главный директор?

— Сидит там, в верхах, за столом, приказания отдаёт.

— Так какая же это работа?!

— А такая, важная. Каждый рождён для своего дела и своим умом деньги зарабатывает. Нас с тобой это не касается. Нас ведь не спрашивают?

— Зачем же тогда они приехали сюда?

— Говорят, угощения будут раздавать и одежду.

— Одной кастрюлей плова всех голодных не накормишь, верблюда напёрстком не напоишь! Тут нужна кастрюля величиной с купол шахской мечети, да чтоб каждый день, да по два раза на день.

— Господь велик, не богохульствуй! Неблагодарный человек— не раб Аллаху.

— Да что ты, сестрица, разве уста мои слова хулы произносят? Просто я ничего не понимаю…

Тем временем Хадидже с матерью отправились на кухню готовить чай, чтобы хоть как-нибудь угостить гостей. Госпоже директорше все уже порядком надоело, она ждёт не дождётся, когда же Садек-хан явится с кастрюлями и чемоданами, а пока ругает всех подряд, и больше всех, конечно, бедную Согру Солтан.

Больная вдруг очнулась, с трудом приподняла веки, посмотрела на окружающих пустыми глазами, без любопытства или удивления, и снова закрыла их, и замерла в неподвижности, не то заснув, не то покинув этот уже непонятный для неё мир.

В ожидании угощения зрители опять принялись чесать языки, перекидываясь шуточками и остротами.

Наконец подоспел Садек-хан: с помощью ещё нескольких мужчин он притащил многочисленные кастрюли, котелки, корзины и чемоданы. В углу двора выбрали место, и работа закипела. От соседей принесли посуду: подносы, медные, глиняные, фарфоровые миски и тарелки. Садек-хан и Согра Солтан, вооружившись половниками, начали раздачу. Запахло мясом и рисом, горячим маслом, шафраном, баклажанами. Люди раздувают ноздри и глотают голодную слюну, однако из приличия никто первым не протягивает руки.

Госпожа директорша стоит наверху в окружении своего штаба и, как главнокомандующий, отдаёт приказания. Половник опускается в кастрюлю, захватывает горсть жирного риса, куски мяса или курицы, а другой половник добавляет подливку из баклажанов…

Теперь уже слышно только дружное чавканье и похрустыванье…

Госпожа отдаёт новый приказ, и раскрываются чемоданы, начинается раздача одежды. Не забыты даже сидящие на крыше. Хадидже и ещё две девушки проворно поднимаются и спускаются по ступенькам и каждому вручают его долю.

Торжество омрачают лишь осы и пчелы, слетевшиеся на запах еды со всех сторон. Они злобно жужжат и пытаются выхватить кусок прямо изо рта. Люди отчаянно отбиваются. Только и слышно: «Ой, она меня ужалила!», «Ох, она меня укусила!».

Однако вскоре кастрюли опорожнились, люди насытились и разбрелись по домам. Двор и крыши опустели. Кастрюли, миски и плошки тоже исчезли, и наконец гости и хозяева смогли свободно вздохнуть.

И вдруг в наступившей тишине раздался крик больной. Хадидже и её мать кинулись к кровати и в ужасе запричитали:

— О, Аллах, она умирает! Уже не дышит! Она почернела! Дайте святой воды, скорее святой воды! Поверните её к кыбле[18]. Боже, она кончается…

В молчании и страхе все сгрудились вокруг постели. И тут послышался отчаянный стук в ворота. Согра Солтан бросилась открывать. Во двор влетел Карим-хан, личный слуга господина главного директора. С трудом переводя дыхание, обливаясь потом, он ввалился в комнату и хриплым голосом отрывисто произнёс:

— Госпожа, вы здесь сидите, а к вам пожаловала супруга господина министра.

Эта новость подействовала на госпожу Тадж ол-Молук так, будто ей сообщили о конце света. Впрочем, её чувства можно было понять: ведь именно благодаря господину министру главный директор получил свою должность. Наконец, оправившись от потрясения, госпожа разразилась возгласами радости и сожаления: