Его упорство имело причиной не только страх или отвращение к блудному греху. Он вспомнил лицо женщины, которая заманила его в чулан. Дожив до пятидесяти годов, имея дома жену и двух невесток, а также несколько комнатных женщин, Гаврила Михайлович уже понимал многие их затеи и ухватки. Длинные, до бровей, жемчужные поднизи и рясны помогали скрыть морщины, белила и румяна делали все лица одинаково лишенными возраста. Прелюбодеица была едва ль не его ровесницей – и попадать вновь в эти объятия подьячий решительно не желал.
– Так и передать, что подьячий-де идти не желает? – переспросил упорный красавчик.
– Да что ж мне, метлой тебя отсюда выметать?!
Красавчик отошел от стола, протиснулся меж посетителями и скрылся за дверью.
Как оказалось, он успел куда-то сбегать и вернулся как раз к тому времени, как подьячие, закончив дневные дела, поочередно выходили на крыльцо и перед тем, как спуститься, окидывали взглядом опустевшую Красную площадь.
– Ты тут еще? – возмутился Деревнин.
– Так хозяйка без вашей милости приходить не велит! – отвечал красавчик, но в голосе была какая-то непонятная насмешка.
Деревнин решил не обращать внимания на это безобразие, сошел с крыльца и двинулся к Никольской. Идти до дому было недалеко, брать извозчика от Земского приказа до Охотного ряда – нелепица. Красавчик пошел с ним рядом, делая кому-то знаки рукой.
Деревнин сердито повернулся к нему и даже замахнулся, но тут случилось неожиданное.
Перед ним вдруг встала молодая женщина такой красоты, что он забыл о своем драчливом намерении, а лишь смотрел в ее темные глаза под ровными, красиво изогнутыми, от природы черными бровями.
– Не идешь, стало быть, на зов? – спросила эта женщина. – А дельце-то как раз твое! Стоять с тобой на углу не стану, мне то неприлично, а ты за мной следом ступай.
Не все москвички знали тайну этой плавной походки. Не все умели плыть лебедем, так, чтобы казалось, будто девица стоит смирно, вовсе не перебирая ногами, а некая сила несет ее над землей. Та, что уверенно позвала за собой Деревнина, тайной владела, и он пошел следом, как очарованный. За ним поспешил юный красавчик, глядя на хозяйку с восхищением.
Она шла, чуть наклонив голову, избегая мужских взглядов, сложив на груди руки, чтобы все видели шитые цветными шелками зарукавья и пышные складки белых рукавов. Синяя однорядка была так скроена, чтобы в меру облегать ее стан, не вызывая притом упреков в нескромности. Длинные рукава однорядки были откинуты назад и связаны узлом. Узел этот приходился куда как ниже пояса, но шелковая кисть косника висела, почти не колыхаясь, еще ниже узла – такую прекрасную черную косу отрастила красавица.
Деревнин шел да шел, сам себе не веря – неужто он этой молодице приглянулся? Прошел всю Никольскую, вышел на Лубянку, наконец свернул вслед за ней в Варсонофьевский переулок. Даже малость запыхался – он редко ходил пешком, а необходимую хорошему стряпчему дородность уже нажил. Там, в Варсонофьевском, его нагнал красавчик.
– Погоди-ка, – шепнул он. – Хозяйка через сад войдет, а мы – с крыльца…
Деревнин не понял, к чему такие сложности, однако послушался. Он перешел неширокий двор, поднялся на крыльцо, красавчик отворил дверь и впустил его в сени. Там встретила комнатная женщина, поклонилась и повела дальше – в пустую горницу. Деревнин встревоженно оглядывался по сторонам. Господи, куда ж это его занесло?! Дом был небогатый, обставлен на старый лад, пол покрыт рогожей, вдоль стен стояли неширокие лавки, тоже крытые рогожками, а не суконными расшитыми полавочниками, которым полагалось бы свисать до пола. Хорошо хоть, на узком длинном столе была скатерть, хотя и грубого полотна.
Найдя взглядом образ Богородицы в киоте, Деревнин перекрестился. Он не знал, чего ждать. Чернокосая красавица – явно не девка с Неглинки, не выскочит в одной рубахе распояской. Вдруг сделалось стыдно – на него Богородица глядит, а он о скоромном размышляет! Да еще на трезвую голову! Ладно бы после нескольких кубков романеи или хорошего ставленого меда…
Скрипнула половица – Деревнин обернулся.
Вошли чинной поступью четыре женщины, все разом поклонились. Когда же выпрямились, Деревнин сильно удивился – первая из них была в годах, лицо имела строгое, вид ее вовсе не располагал к шалостям. Заманившей его сюда красавицы среди них не обнаружилось.
– А ведь ты меня, батюшка мой, не признал, – сказала старшая из женщин. – Ты у нас по делу недавно бывал, мы – Хотетовские. Сядь, сделай милость.
Деревнин чуть не сел мимо лавки. Менее всего он ожидал, чтобы смиренная и безмолвная жена Хотетовского вызвала его на свидание! Да и вела себя при этом так же уверенно, как муженек, бывший воевода.
Две женщины стали накрывать угощение на углу стола, одна была одета попроще, другая – побогаче.
– Домой к нам гостей звать нельзя, мой Родион Яковлевич гневен. Так я тебя, батюшка Гаврила Михайлович, к куме позвала. От дома близко, кума моя Марья всегда помочь готова. Коли что – ты это знай.
Деревнин молчал. Кума Марья – та из женщин у стола, что помоложе и понаряднее, – поклонилась ему.