Персидский гамбит. Полководцы и дипломаты

Вскоре после этого в Лондон поступило донесение о том, что Наполеон, с которым отец Александра Павел в свое время уже планировали вторжение в Индию, якобы теперь сам предложил Александру аналогичный план. Первым шагом его должен был стать захват Константинополя, который предлагалось разделить. Затем, пройдя маршем через поверженную Турцию и дружественную Персию, союзники должны были вместе вторгнуться в Индию.

Вскоре после заключения Тильзитского мира, получив донесения от Гардана, в феврале 1808 года Наполеон написал письмо императору Александру I, где наметил свой план покорения Индии русско-французским корпусом. Свои планы Наполеон изложил так: «Если бы войско из 50 тысяч человек русских, французов, пожалуй, даже немного австрийцев направилось через Константинополь в Азию и появилось бы на Евфрате, то оно заставило бы трепетать Англию и повергло бы ее к ногам материк». Ответ Александра I был положительным: «…я предлагаю одну армию для экспедиции в Индию, а другую, с целью содействовать при овладении приморскими пунктами Малой Азии».

Весьма обеспокоенные такими новостями и прибытием крупной французской миссии в Тегеран, англичане действовали быстро – даже слишком быстро. Не проконсультировавшись друг с другом, Лондон и Калькутта направили в Персию специальных посланников, в задачу которых входило убедить шаха изгнать французов – «передовой отряд французской армии», как назвал их лорд Минто, сменивший Уэлсли на посту генерал‑губернатора Индии. Первым был направлен Джон Малкольм, спешно произведенный в бригадные генералы, чтобы придать ему больше веса на переговорах с шахом.

Но в истории осталась лишь знаменитая фраза Джона Малкольма:

– Персы – существа, может быть, и хитрые, но низкие и ничтожные!

В столь уничижительном тоне о своих южных соседях и соперниках русские генералы и дипломаты никогда не говорили…

* * *

Весна 1808 года выдалась для кавказского наместника тревожной, так как это было самое удобное время для нападения персидской конницы. К тому же среди лезгин и в мусульманских провинциях появились персидские эмиссары, призывая поднять оружие против русских. Не спокойно было и в Баку. Местные жители, в большинстве своем сторонники шаха, под видом торговли развозили антирусские воззвания, а жители Сальян предоставляли эмиссарам шаха лодки для переправы через Куру.

В ожидании возможного вторжения Гудович вытребовал с Кавказской линии обещанный ему Борисоглебский драгунский полк, после чего сосредоточил войска в трех пунктах: у Соганлуга (в двенадцати верстах от Тифлиса), в Карабахе, под началом генерал-майора Небольсина, и в селении Амамлах на реке Памбак (в юго-восточной части Грузии), где соединялись дороги из Карса и Эривани, под начальством генерал-майора Несветаева.

Расположение войск было оптимальным, так как они могли быть использованы как против турок, так и против персов.

В июне неожиданно тяжело заболел, а затем скоропостижно скончался герой многих сражений – генерал-майор Несветаев. Историк В.А. Потто так характеризовал одного из самых надежных кавказских генералов: «Человек одинокий, бескорыстный, простой солдатской жизни, Несветаев был очень любим войсками как за свою решительность, энергию и личное мужество, так и за ту доброту, которая побуждала его отдавать все, что он имел, нуждающимся подчиненным». Вместо Несветаева командовать войсками в Амамлах был назначен генерал-майор Портнягин.

Тем временем командующий турецкой армией на Кавказе сераскир Юсуф-паша был вызван султаном в Константинополь, где по приезде был задавлен шелковым шнуром. Селим не простил сераскиру неудачи в боях с русскими. Вместо удавленного Юсуфа начальником всех войск в Азиатской Турции был назначен весьма опытный Осман-паша, дотоле воевавший с нами на Дунае.

Что касается персов, то полагая, что в случае возобновления войны Гудович первым делом атакует Эривань, они как могли, с помощью французских инженеров и артиллеристов, укрепляли крепость.

Собрав большое ополчение, эриванский хан Хусейн расположил его поодаль от Эривани и распускал слухи, что ждет к себе еще двенадцать тысяч конников Аббаса-Мирзы. Сам принц, готовясь к войне, слал Гудовичу письма, в которых предлагал определить окончательно условия мира, а заодно клянчил территориальные уступки. Читая письма Аббаса-Мирзы, Гудович топал ногами:

– Его хитрость граничит с детской непосредственностью! Неужели он действительно считает меня дураком, не понимающим, что происходит?

* * *