Персидский поход Петра Великого. Низовой корпус на берегах Каспия (1722-1735)

Левашова, похоже, удручали невозможность пресечь «разбойничий промысел» и необходимость бесконечных выплат, которые рассматривались получателями отнюдь не как вознаграждение за реальную службу. Его раздражал «пакостной магометанской обычай», когда подданные требуют денег «не в оклад» и при этом «бесстыдно бессовестны и без всякого рассуждения о жаловании и о подарках нахально просительны»^{720}. Приходилось учтиво отписываться в ответ на просьбы о выплатах родственникам «знатных особ» или об увеличении содержания аманатов. «Сестре ж вашей, Хануме, и сыну ее о годовом жалованье после генерал-лейтенанта Румянцова во окладных книгах не явилося, но бывает, по монаршескому соизволению даются некоторым людям дачи, называемые в приказ, которые в оклад не считаются, тако и сестре вашей не такая ли дача была, нет известия, но за верности свои вашему высокоблагородию и все имеете пребывать в надежде высокие ее императорского величества милости», — писал Левашов уцмию Ахмед-хану в марте 1732 года, в свою очередь, укоряя его: «Вашего ведомства каракайтаки и акушинцы на табасаранцов чинили неоднократное нападение во многолюдстве, причем и собственных ваших несколько старшин было, где учинилося немало и смертного убийства. И отогнали у табасаранцов немалое число рогатова скота и баранов, чего ради от превосходительного господина генерал-маеора и кавалера Бутурлина к вашему высокоблагородию посылан был один офицер и неоднократно писано было, чтоб вы, почтеннейший, о помянутом разыскать и отогнанной скот табасаранцам возвратить и продерзателей наказать и все те происшедшие ссоры прекратить приказали».

Несколько более щедрым командующий оказался по отношению к сыну шамхала Казбулату:«…племяннику вашему, пребывающему во аманатах, по справке не нашлося боле, как по 8 рублев и по ведру вина на месяц, а визирю вашему Иташуке по отбытии генерал-лейтенанта Румянцева в окладных книгах дачи не явилося же, но может быть была дача в приказ, а не в годовой оклад; меньшому вашему брату Салтгирей-беку с матерью за вашу верность до будущего указу ее императорского величества приказал я 800 рублев отпустить из Баки, и людям вашим, приняв, отвезти к вашему благородию».

В этом же письме Левашов вежливо выговаривал адресату за то, что «ваше благородие с Сухраем дружбою обязаватися и освоиться, чтоб сестру свою за Сухраева сына выдать намерение воспринять изволили, что к высокой стороне ее императорского величества и интересам весьма противно и к верности вашей, буде бы то правда, подозрительно бы было, понеже Сухрай, хотя примирительно с Россиею в турецкой стороне пребывает, к высокой стороне ее императорского величества главной неприятель находится и, как вашему благородию известно, оной Сурхаев человек злостной и всякого добра развратник и коварственно ищет, чтоб и Россию с Портой в ссору привести. Я не надеялся бы, чтоб то в истине было, чтоб ваше благородие по своему известному состоянию с таким подозрительным человеком в дружбу и в свойство обязаться могли, и с какова человека, кроме зла, никакова добра ожидать неможно. Буде же бы от Сурхая, яко от коварного человека, к вашему благородию какие к союзу подсылки имеются, от такого оного извольте отчуждение и отдаление иметь». Для большей убедительности к просьбе прилагался подарок в виде двух пар соболей, меха горностая, двух поставов сукна, четырех «изарбатов зазлотных» и двух конских чепраков^{721}.

В данном случае любезность вместе с обещанием «отцовского шамхальского наследства» как будто окупилась. Через некоторое время Казбулат «в ссоре» убил своего родного брата Будая, женатого на дочери Сурхая, что ослабило «Сурхаеву партию» и явилось «весьма полезно ее императорского величества интересам», как с удовлетворением отметил Левашов, сдавая дела в 1733 году, а сам Казбулат получил к «окладу» еще тысячу рублей^{722}. Но, отбывая с Кавказа, Левашов все же был настроен скептически и указал преемнику, что горцы «в верности к российской стороне сумнительны и никогда на них обнадеживатца не возможно»; как только турки начнут действовать, горцы «по однозаконству» соединятся с ними и «против России неприятельски выступить не замедлят»^{723}.

Так и произошло, как только относительный мир между двумя державами был нарушен появлением крымских татар, которым султан приказал прибыть на помощь своим армиям в войне с шахом. В июне 1733 года крымское войско под командованием Фетхи-Гирея вышло на Терек. После упорного сражения отряда генерал-майора Д.Ф. Еропкина с татарами в урочище Герзель Людвиг Гессен-Гомбургский приказал ему отступить в крепость Святого Креста, и крымцы прорвались в приморский Дагестан.