Персидский поход Петра Великого. Низовой корпус на берегах Каспия (1722-1735)

Императрица не слишком интересовалась политикой на юге — ее больше волновало, цела ли еще «каменная пирамида», сложенная солдатами при участии Петра I и ее собственном у Тарков в 1722 году^{418}. Кажется, Долгоруков на этот вопрос так и не ответил — у него было много более важных дел. В Дербенте командующий провел два месяца, а уже 10 ноября прибыл в Решт, где проходили «конференции» Вахтанга с прибывшим от шаха доверенным вельможей — корчибаши (начальником его личной охраны). Здесь Долгоруков задержался надолго; к тому времени закончилась переброска провианта и войск: два вновь сформированных полка доставлены на судах из Астрахани в Гилян и три — на Куру, где прибывший с ними генерал-лейтенант фон Штаф начал строительство новой русской крепости — Екатеринбурга.

Это подкрепление генерал все же считал недостаточным и желал бы «прибавить» в Дербент еще два полка пехоты, но, понимая, что вряд ли министры на это сейчас пойдут, не настаивал. В Петербурге же считали нужным посылать на юг «нерегулярных», содержание которых обходилось дешевле. В 1726 году на Кавказ были снова отправлены украинские казаки; императрица простила содержавшихся под арестом за грабежи донских старшин Ивана Краснощекова и Данилу Ефремова — и послала их обратно в Дагестан вместе с 3500 казаками^{419}.

В распоряжении командующего в 1727 году находилось семь драгунских полков (Московский, Новгородский, Архангелогородский, Ростовский, Астраханский, Рязанский и Казанский[15]) во главе с полковниками Андреем Лицкиным, Иваном Чернцовым, Алексеем Таракановым, Тимофеем Чириковым, Иваном Сомовым, Леонтием Соймоновым и Иоганном Пицем. Долгоруков заметил плохое состояние кавалерии: при отсутствии хорошей травы, «кроме осоки», лошадей приходилось кормить соломой и даже дорогим пшеном, так что содержание одной лошади обходилось в 40 рублей, а стоили они здесь вдвое дороже, чем в Дагестане. Но в отличие от пехоты драгунские полки иногда выводились в Россию на «винтер-квартиры» (под Симбирск, Пензу, Казань, Самару или на Царицынскую линию) или заменялись другими^{420}. (Так, в 1733 году с Царицынской линии в Дагестан были отправлены Нижегородский, Псковский и Казанский драгунские полки; два последних уже воевали на Кавказе, но были оттуда выведены^{421}.) Кроме того, имелись конные «шквадроны» армян и грузин (о них речь пойдет в следующей главе), а в 1730 году к драгунам добавился сербский гусарский полк в 459 сабель во главе с майором Иваном Албанезом, присланный по указу императрицы Анны Иоанновны в числе пополнения из 5259 человек^{422}. (Майор Албанез умер в Низовой в конце 1731 года^{423}.)

Прибывшие в 1722 году с покойным императором пехотные батальоны были к середине 1725-го сведены в девять полков, получивших имена новых российских владений: Астрабадский, Бакинский, Дагестанский, Дербентский, Зинзилинский, Гирканский, Мизандронский, Рященский и Ширванский[16]; к концу года к ним добавился Кескерский полк^{424}. Позднее были образованы Куринский и Тенгинский полки; точное время их формирования неизвестно, однако скорее всего эти названия получили доставленные в Баку и крепость Святого Креста летом 1728 года два гарнизонных полка из Казани и Воронежа, которых Верховный тайный совет повелел считать отдельными полками^{425}.[17]

Вновь сформированные в Москве и прибывшие на место в 1726 году пехотные полки вначале получили названия по фамилиям командиров: 1-й — фон Девица, 2-й — Вединга, 3-й — Дубасова, 4-й — Маслова, 5-й — «фон-Лукеев». В составе Низового корпуса (при императрице Анне Иоанновне он стал именоваться «Персидским») они долго сохраняли свои названия, «для того, понеже де оные полки с прочими полками по указу мешать не велено; оные ж де имеются на подушном окладе, а прочие из Гилянских доходов на жалованьи». Однако в 1731 году они были переименованы, поскольку, как объяснил свое решение В.В. Долгоруков в рапорте в Военную коллегию, «во всех де полках уже прежние полковники неоднократно переменилися и помянутые полки именами новых полковников называются, а иные де полки умерших полковников именами именуются, и впредь полковники переменяться будут, и что новый полковник прибудет, то полку новое имя переменится, и от чего де полкам звании основательны быть не могут и происходят конфузии и о взысканиях в прежних делах чинятся помешательства, чего ради для лучшего исправления помянутые полки наименовал он, генерал и кавалер, не переменными званиями, а именно: фон-Феникбиров полк первый — Ранокуцкой, Ступишин второй — Ленкоранской, Дубасов третий — Кергеруцкой, Маслов (а ныне Барыков) четвертый — Астаринской, фон-Лукеев пятой — Аджаруцкой»^{426}.

Так появились 17 пехотных полков Низового корпуса, которые оставались на юге до конца существования там российской администрации. Численность корпуса постоянно колебалась, что отражалось в ведомостях и рапортах, представленных его командованием в Кабинет и в Военную коллегию^{427}. Данные некоторых из них приведены в таблице: