Персиковый сад (сборник)

– Угости сигареткой, дорогой! – обратилась к отцу Дионисию одна из них, что помоложе.

– Не курю, – коротко ответил он.

– А спросить у тебя можно? – вступила в разговор другая, полная, в нутриевой шубе до земли.

Чем заканчиваются подобные разговоры, он знал и потому продолжал идти как бы не слыша.

– Дай десять рублей ребенку на молоко, – попросила первая. Молодые глаза ее задорно блестели.

И тут отец Дионисий не выдержал.

– Да у тебя и ребенка-то никакого нет! – с укоризной в голосе произнес он.

– Почему нет? – искренне удивилась цыганка. – Есть. Дочка у меня… Слушай, дорогой…

Третья цыганка выглядела старше своих товарок. Она молча шла рядом, и лицо ее в большом пуховом платке трудно было разглядеть.

– Слушай, дорогой, – продолжала молодая цыганка, – хочешь, я тебе погадаю? Скажу все, что тебя ждет в будущем.

Отец Дионисий рассмеялся.

– Это один Господь знает. Куда уж тебе!

– Ты в Бога веришь, парень? – спросила вдруг молчавшая до сих пор закутанная в платок цыганка.

– Я – священник! – радостно сообщил он, и в голосе его прозвучала гордость.

Цыганки остановились. Встал и отец Дионисий: любопытно, что же будет дальше?

– Э-э, дорогой, – протянула вторая цыганка, как ему показалось, несколько разочарованно. – Что ж ты сразу не сказал? Иди, дорогой, куда шел!

– С праздником, ромалы-чавалы! – весело поздравил растерявшихся цыганок отец Дионисий. – С наступающим Рождеством Христовым!

Цыганки залопотали по-своему, громко засмеялись и отправились по аллее в противоположную сторону. Только та, что постарше, задержалась на миг, словно хотела о чем-то спросить – так показалось отцу Дионисию, – но не спросила, повернулась и пошла вслед за подругами.

– Дева днесь Пресущественнаго раждает… – попытался продолжить мысленное пение отец Дионисий, но что-то мешало ему. То ли перепалка с цыганками нарушила песенный настрой, то ли третий глас праздничного кондака не совпадал с походкой. «Надо бы в рясе ходить на службу, – подумал он. – Действительно, одежда священника – своего рода проповедь…» Додумать мысль он не успел, потому что подошел к собору.

Там все было так, как представлялось отцу Дионисию: тихо, празднично, малолюдно. На службу Царских часов народу ходит немного. Люди дома готовятся к празднику. А вот уж с вечера да ночью тут все, верующие и неверующие, в храм явятся, яблоку негде будет упасть, почти как на Пасху. Правда, разойдутся гораздо раньше.

В этом году Рождество выпало на среду, что значительно усложняло службу в сочельник: к Царским часам присоединяются изобразительные и вечерня с литургией святого Василия Великого. Отец Дионисий с вечера несколько раз прочел порядок службы и даже мысленно представил, как он будет ее совершать, – получалось неплохо. Правда, стоять у престола в одиночестве он будет недолго – после изобразительных службу возглавит опытный священник, протоиерей Николай Юницкий, но все равно: навечерие-то предстояло начинать ему! Он волновался.

Все прошло тихо и спокойно. После Царских часов отец Дионисий вернулся в алтарь, а когда певчие запели «Во царствии Твоем…» и алтарник открыл завесу, к престолу встал отец Николай. Дальше можно было не волноваться. На паремиях отец Дионисий с чувством пел в алтаре: «С ними же помилуй нас» и «Жизнодавче, слава Тебе». Сердце его преисполнилось радости. А когда по отпусте литургии поставили свечу перед иконой Рождества Христова на центральном аналое и они с отцом Николаем и дьяконом Евгением спели тропарь и кондак праздника, он почувствовал такой прилив сил, что хоть служи заново.

Разговевшись коливом, отец Дионисий сходил домой, немного отдохнул, а в одиннадцать часов вечера вернулся в собор. На паперти в ярком свете фонарей пританцовывали нищие. Их морозом не испугаешь. Знают: на праздник люди широко открывают кошельки.

– Помолись, отче святый, о мне, грешном! – театрально произнес пьяненький Михалыч, нищий в зеленом женском пальто. – И пожертвуй на хлеб насущный убогому.

– Это ты, что ли, убогий, Михалыч? – усмехнулся отец Дионисий.

– А то кто же? Аз есмь…

– Убогий – значит у Бога на примете, а ты у милиции на учете!

– Грешен, батюшка! А все же праздника ради… Христос воскрес… То есть, я хотел сказать, родился!..

– Хватит, Михалыч, не богохульствуй!

В храме было многолюдно: кто-то заказывал поминовения, кто-то ставил на подсвечниках возле икон свечи, кто-то просто стоял в ожидании службы. В арках правого и левого приделов алтарники уже выставили аналои для исповеди, за одним из которых предстояло занять место и отцу Дионисию: исповедников после поста было предостаточно.