Персиковый сад (сборник)

Как иеромонах Иннокентий читал акафист Иисусу Сладчайшему

Пономарь Мишаня Звонцов был малый не промах. С детства себе на уме. Частенько настоятель, качая рыжей скандинавской бородой, говорил: «Ну и рыба ты, Мишка, ой, ну и рыба!» Что отец Сергий разумел под словом «рыба», оставалось только догадываться. Все и догадывались, потому что для своих тринадцати лет мальчишка был шибко шустрый и на редкость хитрый. Правда, хитрость его вся была на виду. Но она явственно год от году развивалась и крепла – сию эволюцию наблюдали храмовые работники, знавшие Мишаню с младых, так сказать, ногтей, которые со временем превращались в весьма острые коготки.

Не знал его только один лишь иеромонах Иннокентий, появившийся в приходе около года назад. Ну и конечно же, юный ловкач воспользовался этим незнанием, как и простодушием иеромонаха, при первом же удобном случае. А произошло следующее.

На Крестопоклонной неделе после службы, когда отец Иннокентий остался дежурить в храме, Мишаня подкатился к нему колобком.

– Батюшка, – говорит, а сам и взор в землю. – А вот вы не заметили, что иконка Спасителя на Царских вратах у нас уж больно старенькая?

Отец Иннокентий поморгал васильковыми глазами.

– Э-э, – сказал он. – Э-э…

Мишаня инока за рукав рясы ухватил.

– Я тут за ящиком присмотрел новую. По размеру такая же. Ее бы на врата… А эту, не выбрасывать же, я бы домой взял, а?

Сраженный благочестием отрока, отец Иннокентий покашлял в кулак. Под рясой слева растекалось тепло. Он бы тут же снял с Царских врат икону и вручил ее молодому молитвеннику, но привычка к послушанию взяла верх над чувствами.

– Ладно, Миша, – с умилением сказал он. – Добро. Я вечером скажу отцу настоятелю, и мы сделаем, как ты предлагаешь.

Тут отец Иннокентий заметил, что пономарь вроде как скис.

– А зачем отцу настоятелю? – по-прежнему не поднимая глаз, произнес Мишаня и вздохнул. – Мы бы и так поменяли, а батюшка порадовался бы, когда новую иконуувидел.

– Нет, дружок, – возразил, почувствовав неладное, иеромонах. – Ты же знаешь, в церкви все делается с благословения начальствующих. Так ведь?

– Ну, так… – промямлил Мишаня невесело.

– Вот и хорошо. Пойдем-ка, поглядим на икону-то. – Отец Иннокентий положил мальчику на плечо руку и подтолкнул его к солее.

Поднявшись на амвон, отец Иннокентий поправил очки и уставился на небольшой, в ладонь, образ Иисуса Христа, к которому обычно прикладывается священник, входя в Царские врата. На Божественном лике отчетливо были видны крошечные капельки, от которых исходил едва уловимый аромат.

– Та-ак, – вымолвил отец Иннокентий и оглянулся на пономаря. – А иконка-то, выходит, мироточит?

Мишаня смущенно моргал.

– Не знаю… Я просто хотел новую…

– Ясно. Ты вот что, Миша, запомни, да покрепче: того не берут, чего в руки не дают. Я понятно сказал?

– Понятно.

– А теперь ступай-ка, приятель, в библиотеку да принеси акафистник.

Спустя некоторое время Звонцов вернулся с толстой книгой в руках.

– Делай как я, – по-армейски строго скомандовал отец Иннокентий и опустился на колени.

Розовые щеки Мишани стали пунцовыми. Он оглянулся. В храме никого не было. Стал на колени рядом с иеромонахом. Тот открыл книгу и начал читать акафист Иисусу Сладчайшему.

На вечерней службе отец Иннокентий поведал о случившемся отцу настоятелю. Тот от души посмеялся.

– Так. Так его учить надо! – повторял он. – Нужно будет владыке при случае рассказать… Ох, рыба, ну уж и рыба наш Мишка – далеко пойдет!

И ведь как в воду глядел. Через десяток лет бывший пономарь, а ныне отец Михаил Звонцов занимал в епархии видную должность. Отец Сергий по-прежнему настоятельствовал на приходе, а иеромонах Иннокентий подвизался в монастыре все в том же звании, всячески избегая продвижения по служебной лестнице. «У всякой звезды своя слава», – любит он цитировать Первое послание апостола Павла к Коринфянам.

Как иеромонах Иннокентий колокол заполучил

Занедужил отец Иннокентий. Со всяким бывает, конечно, но тут такая неприятная оказия случилась: хирург определил у иеромонаха грыжу.

– Резать! – прозвучал суровый приговор.

– А может… – хотел что-то предложить отец Иннокентий.

Но тот даже и слушать не стал, только покосился на монашеский параман, выпятил челюсть и махнул правой рукой, рассекая воздух, будто саблей:

– Резать надо! Ждать нечего!

«В каком смысле?» – хотел было спросить отец Иннокентий, испугавшись, но не спросил. К традиционной медицине иеромонах относился с уважением, поэтому только вздохнул тяжело и стал одеваться.

– Вот, – сказал он, вернувшись с консультации, настоятелю. – Под нож кладут.

– Ничего, – бодро ответил отец Сергий и потер руки, точно сам собирался оперировать бедного иеромонаха. – Всех резали, и ничего!