Персонал

После потери моего дополнения в результате несчастного случая оно начало мне повсюду мерещиться и как будто преследовать меня. Оно тянет меня за одежду, и порой кажется, что надо непременно поднять его, обнять и поцеловать, а иногда, когда оно снова появляется между скамьями, – полуцифровой зверек, полуголограмма ребенка вроде тех, которых выделяют потерявшим своих биологических детей, – я вскрикиваю от ужаса и ору на него, иной раз, пожалуй, и вскакиваю, чтобы влепить дополнению пощечину, чтобы оно исчезло. Никто другой его не видит. Я готова принять их предложение о таблетках.

Свидетельство 056

Когда мне выделили детскую голограмму моего сына за полчаса до выключения света в отсеке номер восемь, это, без всяких сомнений, сильно повлияло на мою работу. Я наблюдаю, как он играет с пластилином, иногда мне хочется просто смотреть на него спящего, иногда я позволяю ему плакать, обхватываю саму себя руками и представляю, будто обнимаю и утешаю его. Первое время смотреть на детскую голограмму было нелегко, как вы и предполагали, потому что от этого я только начинала скучать по нему еще сильнее, но должна сказать, что через некоторое время стало легче, и теперь детская голограмма, без сомнения, помогает мне стабилизироваться в качестве здешнего персонала, и я вижу, как благотворно это сказывается на моей включенности в работу.

Свидетельство 061

Каждый день я осматриваю костюмы на наличие в них прорех и потертостей, проверяю, не разошелся ли где-нибудь шов и не выпала ли заклепка. Это не просто предмет одежды – это еще и контейнер, который защищает не только того, кто его носит, но и коллег, находящихся в непосредственной близости. Осмотрев все костюмы на предмет износа, я приступаю к созданию следующего.

Свидетельство 054

С вами легко общаться. Кажется, что ни скажи – все правильно. Я говорю, и вы записываете мои слова. Вы улыбаетесь мне. Я считаю вас красивыми. Мне даже стало казаться, что, пока вы пишете, вы еще и рисуете меня. Биодрапировки – вязкие: третья и шестая – мокрые, первая и четвертая – с голубым оттенком, в то время как с десятой по четырнадцатую – все одного цвета, который меняется в зависимости от того, где находится корабль. Вторая и девятая биодрапировки – красные, насквозь продуваются ветром. В какие-то дни они лишь слегка трепещут, а в другие – бешено полощутся. Эти колебания на ветру не сообразуются ни с циклами корабля, ни с другой логикой – по крайней мере, эта логика до сих пор нам неизвестна. Пятая биодрапировка – из серебра, не настоящего серебра, а своего рода шифона, прозрачного и блестящего, хотя это вовсе и не шифон, а биоматериал. Пятая биодрапировка, безусловно, самая дружелюбная из них, чего не скажешь о соседней шестой биодрапировке, в которой нет никакой индивидуальности, однако именно до нее персонал дотрагивается реже всего, она будто сделана из сплошной тьмы, и в ней почти отсутствует хоть что-нибудь материальное. Восьмая биодрапировка больше всего напоминает что-то уже нечто знакомое: и качеством, и внешним видом, и даже запахом, близким, как шоколадный бархат в вагоне поезда; она дружелюбная, хотя и немного замкнутая. Мы прозвали ее «дедушкиной драпировкой», хотя мало у кого в нашем подразделении был дедушка, но это понятие нам знакомо. Оно легкое для понимания.

Свидетельство 062

Мне очень грустно оттого, что кадет номер четыре покинул корабль. Вам ведь это хочется услышать? От меня, пока я сижу тут и прячу слезы за бумагами. Связаны ли эти чувства с комнатами хоть как-нибудь? Насколько мне известно, новоприбывший предмет нашли по ту сторону высоких деревьев, и моя тяга к нему сродни одержимости. Прежде мне случалось угадывать подобное влечение к предмету в перешептывании членов экипажа, я же испытываю его впервые. Поэтому вы сюда пришли? Может, вы считаете, это из-за того, что предмет привезли в тот самый день, когда перевели кадета номер четыре? Узоры на предмете напоминали высохшие чернильные разводы. Камень цвета песка с черными прожилками, которые слабо просвечивают сквозь него. Немного похоже на страницы оставленной мокнуть газеты. Как бы получше описать… Вы его видели? Такое впечатление, что, когда его создавали, на нем что-то написали, но по мере того, как он оседал и затвердевал, слова стирались, превращаясь вместо этого в узор на отшлифованном камне – в тень языка. Стертые слова есть и надо мной – слова, которые я когда-то произносил, но теперь их значение мне неведомо. И над лицом у меня есть стертые слова, по которым кадет номер четыре должен узнать меня, узнать мой голос.

Свидетельство 057