Персонал

Один из предметов, мне кажется, размером с небольшую собаку, бледный, как личинка из другого мира, но одновременно напоминает амулет из моего детства – он болтался на цепочке у меня на шее, и мне нравилось его обсасывать. Каждый раз, когда я вижу предмет в комнате, мне хочется положить его в рот, хотя для этого он слишком большой. Но мне хочется прикоснуться к нему ртом, постичь его ртом. Любить его – все равно что любить часть тела, оторвавшуюся от него. Не покалеченную – просто часть, что отделилась и живет сама по себе, некое украшение. Во мне он и маленький, как яйцо синицы, и одновременно большой – больше комнаты, размером с музейное здание или монумент. Безопасный и приятный. Дружелюбная емкость, которая несет в себе описание катастрофы.

Свидетельство 063

Он был невероятно хорошим членом экипажа и невероятно хорошо справлялся со своими заданиями. Когда-то у меня был дом на окраине Январь 01, которая в прошлом называлась Нествед. Пока их еще не успели распределить, многие из них убежали и спрятались в лесах, и поначалу они приходили ко мне за помощью или подсказкой в том или ином деле и ненадолго оставались у меня. Я не боюсь в этом признаться: тогда это было преступлением, но, думаю, теперь даже вы проявите понимание, ведь я лишь пытался создать для них место в нашем мире, чтобы они стали продуктивными членами общества. Вы тоже видели, что они не лишены способностей. Первое поколение было несколько диким – казалось, им непросто контролировать. Что контролировать? Чувства, полагаю. Они были очень забавными. Их можно сравнить с никогда не служившими солдатами. Роскошь великолепных блестящих волос. Собственное чувство юмора. Как вам удалось это запрограммировать? Или вы ничего такого не делали? Правда ли, что подобное произошло из-за встроенного принципа случайности? Что скажете вы, с вашей проницательностью и знаниями: их можно любить? И в таком случае, как их стоит любить – как людей или как собак?

Свидетельство 058

Перед моим домом на проводах линии электропередачи сидели птицы, за ними розовело небо, под ними мокро блестела проселочная дорога. Над ней повисло розовое облако и заговорило со мной. Было туманно, и во мгле гирляндой маячили электрические огни фонарей. Высоко над опорами линии растянулось небо, ландшафт плоский, в какую сторону ни глянь. В каждой травинке стояла вода. Но теперь я живу в тесных комнатах на корабле шесть тысяч, и никакого простора вокруг нет. Я прикасаюсь к щеке той, что рядом со мной. Она из персонала. На ее щеке пушистые волоски, как у персика. Мой человекоподобный друг. Мы переходим из комнаты в комнату и ведем разговоры о разных вещах. Одеваемся в костюмы и производим движения. Мы хотим вырваться отсюда, но не хотим расставаться, так что это место для нас – единственный вариант. Я работаю как всегда, но несколько меланхолично и одновременно благодаря ей испытываю счастье, прежде мне неизвестное. Я живу с этой новой для меня смесью счастья и меланхолии, с двойственным чувством, которое стало частью моей повседневности. Мне уже несколько раз доводилось видеть, как в самой большой комнате свободно плавает розовое облако, розовый туман, наделенный речью. «Херре Лунн создал меня в лаборатории Январь 01, – говорит облако. – Он научил меня одной песне. Хотите, я вам ее спою?» Я соглашаюсь, и оно заводит что-то неспешное о снеге, который кружится над полями, облаку совсем незнакомыми. В песне ощущается присутствие этого неведомого херре Лунна и тоска по дому, а за ним – зимний рассвет, проселочная дорога у дома, я наблюдаю за птицами на линиях электропередачи и плачу.

Свидетельство 064

Да, все верно. Кадет номер четыре был человекоподобным, его создали. Вы уверяете, что я с Земли, подразумевая, что меня родили. Но и кадет номер четыре был с Земли, можно сказать, из земли – сделан из нее. Плоть в чистейшем виде – так вы описываете меня, потому что у меня нет технических частей. Но как насчет моего дополнения? По вечерам в койках мы беседовали о моих расчетах. Он так просто относился ко всему, что это очень облегчало жизнь на корабле. Его тут очень любили, вам это хорошо известно? Из-за постоянной густой щетины его щеки и подбородок почти сияли. Его тело было таким же теплым, как и мое. Он почему-то повязывал на шею зеленый шарф. Совершенно не по регламенту. Однажды мы проснулись утром. «Как здесь тихо», – говорю я. «Не считая программы», – отвечает он, но мне ее было не слышно. Как он мог быть не живым? Что бы вы ни утверждали, вам меня не обновить.

Свидетельство 067