Персональное дело

Город портовый, в Бугском заливе стоят корабли, на стапелях между шпангоутами мерцают вспышки электросварки. Ветер отдает солью и железом Ветер пахнет морем, а не степной сушью.

Бунчук пошел на Черноморский судостроительный завод, в цех точного литья. С непривычки почудилось, что угодил в самое пекло: до того горячо и огненно в цехе. Куда там мастерским «Сельхозтехники», там разве что кузнец позвенит молотом или токарный станок попоет, а здесь — гул, жар, глаза от пота дерет, струи горячего металла бьются в формы, отлетают белые искры и тлеют на земле. Бунчук не потерялся в цехе потому, что крепок был.

Дали ему общежитие, друзья новые завелись, такие же работяги, как и он. Бунчук среди всех поставил себя совсем не на последнее место. Выпить мог, сам угощал. На танцы любил ходить, в заводском эстрадном оркестре стал играть, — словом, был Бунчук парень, как говорится, свой в доску. В литейке — улыбается, хотя, казалось бы, много ли наулыбаешься в горячем цехе. А он мог. В общежитии тоже улыбается, в оркестре к нему с просьбами: «Витя, выдай!» У него улыбка широкая, между верхними зубами расщелинка. Озорно глядит: все, мол, мне нипочем.

Уважали Бунчука за основательность. У других прогулы случались или какая-то другая волынка, а он, пусть всю ночь глаз не сомкнет, утром, пусть с похмелья, заступит на смену. Никого не подводил Хорош парень, коль никого не подводил. Разве не хорош?.. Вот выпивал, правда, частенько и не в меру. А как шел на танцы с дружками, так и вовсе набирался основательно, до предела выносливости. Известное дело, для храбрости, для куража — знай судостроителей!

Опять же, прощали за молодость, за трудолюбие, за улыбку. К случаю припоминались поговорки: «Не пьет только телеграфный столб, у него чашечки вверх дном», или «Не пьет только сыч…», или«…Иисус Христос». Поговорки все были на один манер, изменялось одно объяснение: сыч, тот сухой оттого-то, Христос оттого-то. А Витька Бунчук живой человек, ему от рюмки особой беды не станется.

Значит, вот так и жил. Утром на заводе, вечером в оркестре, потом на танцах. По воскресеньям или в праздник приезжал к отцу в гости. Хотя всего-то восемнадцать лет было к той поре Бунчуку, выглядел он солидно, справил себе красивый костюм и носил под него белую сорочку В Васильевке он ходил степенно, видимо важничая, как бы показывая себя со всех сторон: широкоплечий, смугловатый, с сильными руками. Здесь он чувствовал себя не мальчишкой, а по меньшей мере ровней взрослым мужикам. Он останавливался, курил вместе с ними, говорил, что на заводе ему платят до двух сотен, а работа хоть и нелегкая, но зато после смены сам себе хозяин.

И все же дома ему нравилось. В Николаеве он был — будто бы в гостях. Но признаться в этом было невозможно! Признаешься — пропадет для других твоя необычность, твоя городская праздность в деревне. Здесь видели, что Витька упорный хлопец и добивается своего. А по сути, он и в Николаеве был в гостях, и дома не дома.

И в городе не городской, и в деревне не деревенский? Но пока он дома праздник. Пей, гуляй, заводи песню, — поддержат по-родственному, по-соседски.

Надо сказать, что Бунчук хоть и улыбчивый был, да если что не по нем, вдруг сверкнет темными глазами и своего не уступает. Не любил, когда его обгоняли в чем-то: в работе, в спорте. Тогда он готов был из себя все силы выпустить, а догнать. В общем, крепкий у Бунчука был характер еще с молодости. С характером ему повезло. Трудолюбивый, упорный, не трус.

Вот здесь, наверное, придется оговорить особо, что Бунчук о своем характере чуть ли не с детства слышал, что он тверд, и, конечно, даже гордился собой. Пока мальчик был маленький, то и спрос с него был невелик. Умел стоять за себя, охотно помогал отцу по хозяйству, не хулиганил, а даже хорошим делом занимался: музыкой и вольной борьбой, — чего же еще можно требовать от мальчишки? Бунчук вырос, как вырастают все, то есть обычным молодым человеком, который хоть и звезд с неба не хватает, но в большинстве случаев хорошо работает на заводе, в поле, на стройке своей выгоды не забывает и приносит обществу посильную пользу. А характер Бунчук, естественно, переменить не мог. Он у него так и оставался: волевым, целеупорнодостигающим, если можно так выразиться. Захотел уйти из деревни ушел. Захотел иметь высокий заработок — заимел. Захотел костюм — купил. Захотел… Однако здесь лучше остановить это перечисление, потому что раз за разом желания становились мельче, легче… Нет, дело не в том, что человек не должен заботиться о своем гардеробе, о своем досуге, о танцах, если они ему по вкусу, а дело в том, что как ни банально, не эти приятные вещи составляют основу жизни. Можно, обладая одинаково упорным характером, искать нефть в пустыне и бутылку водки после семи часов вечера в городе Николаеве. В обоих случаях потребуется проявить недюжинную настойчивость… Однако вернемся к Бунчуку, к его скромным желаниям. Почему они были скромны, он и сам не знал, как и не знал того, почему они должны быть выше. Город дал ему то, чего он хотел. Чего еще желать?