Персональный миф. Психология в действии

Но когда я чуть больше месяца ходила, ежеминутно трогая свой живот и вслушиваясь в себя, на пути мне попался крытый грузовик, в котором визжали пойманные на улицах собаки. Туда тащили соседскую дворнягу, которую я всегда гладила и подкармливала. И тут решила вступиться. Врала, что это моя собака, – не отдали. Совала им деньги – глядя на меня садистскими злыми глазами даже на водку не клюнули эти живодёры по призванию. Тогда я влезла в кабину и стала уговаривать, дескать, я журналистка, зачем им со мной связываться. Не отдали, затягивали петлю на шее пса и кидали его в общую кучу. И в этот момент я почувствовала такую ненависть к ним – один щербато улыбался перед кабиной, второй выпихивал меня в дверцу из неё. Я взяла камень и шла уже к тому, что стоял, ухмыляясь, чтобы ударить его в висок и убить. Вот именно с этой целью. Глянув мне в глаза, он полез в кузов и выкинул едва дышащего пса мне под ноги.

Собака поднялась, пошла за мной и так и жила потом в нашем дворе, пока через год её снова не поймали те же живодёры и не убили на глазах у моей мамы, чем вызвали у неё первый инфаркт.

А у меня этот приступ ненависти вызвал выкидыш. По ногам потекла кровь, потом в дырку в туалете в саду выпал комок, внутри которого был ребёнок. А потом резко подскочила температура, началась истерика. От шока я не могла идти. Я вышла из туалета, но до дома не дошла. Я лежала в саду днём среди роз и плакала так, что не могла вдыхать. Пока не пришёл Дато и не отнёс меня домой. И тут он сказал резюме ко всей моей жизни:

– Зачем ты убиваешься, жена? Зато собака осталась. Жизнь за жизнь, так ведь всегда бывает.

Так что по всей моей жизни рефреном проходит образ собаки. Так что когда я узнала, что оба мы с Датошкой с года Собаки, что случилось ближе к перестройке, когда советские люди узнали про знаки Зодиака, то даже не удивилась…

С собакой ассоциировался у меня и Алексей Ирин. А я была Ира Алексеева в девичестве. И это не могло быть просто совпадением. Это была судьба, которую я отринула от себя по самым благородным соображениям.

Познакомилась я с ним, когда оказалась в Москве на курсах повышения квалификации молодых журналистов социалистических стран в высшей комсомольской школе. Он стажировался в качестве переводчика с чешского и словацкого языков и поэтому сопровождал делегацию журналистов оттуда во время экскурсий.

Но начну рассказ по порядку. В этой самой высшей комсомольской школе накануне Дня космонавтики 12 апреля – для меня этот день стал навсегда днём встречи с Ним, мне снился сон – я несколько раз видела собачьи глаза – карие, с радужкой во всю величину глаза, они смотрели на меня с такой любовью.

Я опоздала на свой автобус и вскочила в автобус для иностранцев, который как раз отходил – нас везли в музей авиации и космонавтики.

И сразу, с порога увидела эти карие глаза внутри пушистых ресниц. И сразу узнала глаза приснившейся собаки, хоть и на человеческом лице.

Надо сказать, что в столицу я тогда прибыла впервые. Но сразу, в аэропорту почувствовала себя больше дома, чем в доме настоящем. Такое странное чувство, что я уже здесь жила или, скорее, жил. Потому что самые первые мои детские воспоминания были вовсе не детскими, а взрослыми я – чувствовала себя мужчиной лет тридцати восьми – сорока. Чуть циничного, умного и сильного. Поэтому даже когда я делала детские глупости, то всегда знала, что просто «сбиваю со следа». В своём двух-трёхлетнем возрасте я знала такие вещи, которые мне знать не полагалось. Понимала всё, что происходит со мной, раньше, чем научилась говорить. Я даже помню, как удивилась, когда родители обрадовались тому, что я пошла: взяла зарплату из рук папы и понесла маме. Для меня в прошлой жизни ходить-то было нормально! А в этой жизни это были первые самостоятельные шаги. Но вернёмся в 1981 год.

Прибыв в Москву, я сразу поняла, что, несмотря на уверения моей мамы в том, что я «не удачная, не в их породу», – я красива. Собственно, я знала это всегда и только усмехалась маминым словам. Правда, она сама – зеленоглазая блондинка, с великолепной фигурой и грудью третьего размера, была всё ещё очень хороша. Но так по-русски. А моя северная – с серо-синими глазами, с серыми волосами и небольшой грудью не так бросалась в глаза, пока год назад я не перекрасилась в блондинку. Тут-то и начали по мне умирать мужики. Они сидели в моём рабочем кабинете, как в театре, и смотрели на меня часами. Просто ненаглядная какая-то.