Дастин ненавидит свою принадлежность к белым. Он мог бы быть латиноамериканцем или сицилийцем, но он клянется, что он негр. Его партнер Гэри отказывается видеть в нем темнокожего, но нарцисс Дастин считает, что никаких сомнений быть не может. Когда в конце концов ему приходится признать правду, он устраивает истерику и кричит: «Есть же еще и оттенки!» Его грань видна невооруженным глазом: перед нами белый, утверждающий, что он черный.
В первом действии Джим изображает хозяина Каниши, который вроде бы тяготится своей ролью, однако, приказывая ей есть с пола, он дрожит от возбуждения. Он зовет ее королевой, и это значит, что он сам – король, а короли повелевают и королевами.
На последних минутах пьесы истина, которую он пытается загнать поглубже, перерастает в осознание: у белого всегда будет больше власти. Наконец, он слышит горячую просьбу Каниши и дарит ей тот жесткий секс, которого ей так хочется. Он уверяет ее: «Мы на одном поле. Вся разница между нами в том, что я, сама понимаешь, твой управляющий». У Джима прорезается внутренняя грань: на сознательном уровне он любит свою жену, а подсознательно любит ее наказывать.
Каниша одержима белыми демонами. Тем не менее в ролевой игре первого действия она умоляет Джима называть ее «негритоской». А затем, смешивая страх с вожделением, вживается в роль «подстилки». В третьем действии она заводит ролевую игру еще дальше, вынуждая Джима признать, что при всей его искренней любви он белый дьявол-садист. Спровоцировав его сыграть эту роль, сама Каниша перемещается из мира фантазий в реальность, и оказывается, что мазохистка, которую она изображала в первом действии, и есть ее подлинное «я». Когда противоречие между ее импровизационным и подлинным «я» исчезает, она завершается как персонаж, и именно этим пьеса заканчивается.
С учетом всех этих взаимоотношений схема действующих лиц в пьесе будет выглядеть так (см. рис. выше).
Третий круг образован расистским обществом.
Во втором круге друг напротив друга располагаются Теа и Патриция (чуткая/нечуткая, уверенная/неуверенная).
Внутри этих двух кругов находится три отдельных внутренних круга: к первому принадлежат Гэри и Дастин (внутренняя буря / внешняя сдержанность, ненависть к белым / любовь к черным); ко второму – Филипп и Алана (сексуальность/асексуальность, зоркость/слепота, сверхконтроль / утрата контроля) и к третьему – Каниша и Джим (самоосознание/самообман, любовь/наказание, садизм/мазохизм). Этот третий, внутренний круг немного больше двух других, поскольку именно его сюжет является центральным для пьесы.
Название пьесы идеально отражает ее смысл: рабство приводит в действие садомазохизм. Огромные богатства, которые создавались невольничьим трудом, были просто побочным эффектом осуществления самых порочных человеческих желаний. Деньги всего лишь средство, не цель. Глубинная причина существования рабства – или, если на то пошло, угнетения любых обездоленных, – жажда власти и наслаждение болью, то есть садомазохизм.
Вернемся к вопросу о мотивации, которого мы коснулись в главе 8: «Почему люди так себя ведут?» Философы и психологи веками пытаются найти на этот глобальный вопрос исчерпывающий ответ. Зигмунд Фрейд сказал, что за всем стоит секс; Альфред Адлер сказал, что за всем стоит власть; Эрнест Беккер сказал, что за всем стоит смерть. Но, если задуматься, за сексом и властью действительно стоит смерть, ведь они являют собой способ либо одолеть смерть, оставив потомство, либо обуздать ее, победив врагов. Поэтому я склонен согласиться с Беккером.
Вот как работает садомазохизм. Страх – это внутренняя дрожь, которая охватывает нас, когда мы не знаем, что произойдет. Ужас – это жуткое осознание, которое переполняет нас, когда мы знаем, что произойдет, но у нас нет никакой возможности это предотвратить. О том, что смерть – это неотъемлемая составляющая жизни, мы узнаем довольно рано. Когда-нибудь мы умрем, и с этим ничего не поделаешь. Одни справляются с ужасом смерти лучше, другие хуже, но ощущают его все.
В какой-то момент ребенок обнаруживает, что власть приносит душевный подъем – пусть и кратковременный. Допустим, он почувствовал неожиданное удовлетворение, прихлопнув комара. И на миг ощутил себя богоподобным повелителем жизни и смерти. Он хочет испытать это удовольствие вновь, причем с каждым разом все чаще и чаще, сильнее и сильнее. И в этой погоне за властью его личность – хотя бы иногда – склоняется к садизму, к перевоплощению в того, кто способен подчинить себе страх перед смертью, захватывая над ней власть. Именно такой подъем ежедневно испытывали рабовладельцы и до сих пор испытывают ультрабогачи.