Современный мир неоднороден не только с точки зрения способа организации обществ и господствующих в них общественных ценностей и традиций. Он еще крайне неоднороден и с точки зрения распределения в нем богатства и благосостояния. Мир как был, так и остается поделенным на страны богатые и бедные, сильные и слабые, передовые и отсталые, причем степень их различий со временем нисколько не ослабевает.
Конечно, с общим ростом производственных возможностей некий базовый уровень удовлетворения потребностей поднимается, в том числе и в бедных странах, но разрыв между развитым и так называемым «развивающимся» миром не уменьшается. Более того, сам термин «развивающиеся», в свое время заменивший по соображениям политкорректности выражение «слаборазвитые страны», не отменяет того печального факта, что перейти в разряд развитых у них шансов не больше, чем у крестьянского мальчика из глухой деревни возглавить «Бритиш Петролеум» или, на худой конец, «Лукойл». Глобальный «расклад сил» за последние сто лет изменился незначительно, а, скажем, за последние тридцать лет мировой «клуб богатых» практически не пополнился. Если же мысленно составить список тех ныне «развивающихся» стран, которые имеют более или менее реальный шанс покинуть эту группу и войти в число развитых в ближайшие тридцать лет, то в этот список войдет, пожалуй, не более пяти-шести из ста с лишним «развивающихся» экономик. А для перечисления тех из них, кто сумеет этим шансом воспользоваться, хватит пальцев одной руки. Другими словами, слово «развивающиеся» в данном контексте верно только в том смысле, что ситуация в этих странах не статична и определенное развитие, в том числе в позитивном направлении, действительно есть. Однако предполагать, что его итогом станет переход этих стран в разряд развитых, было бы ошибкой. За редким исключением страны второго и третьего эшелонов в обозримом будущем, безусловно, сохранят свой нынешний статус, вечно оставаясь «развивающимся миром».
И дело здесь не в чьей-то злокозненности или каком-то всемирном мировом заговоре богатых против бедных. Просто есть объективные закономерности, о которых мы подробнее скажем ниже, имеющие своим результатом любопытное явление, а именно: тот факт, что преодоление разрыва, отделяющего страны, отставшие в экономическом развитии, от группы самых богатых в данный исторический момент государств и экономик, со временем становится все более труднодостижимой и потому маловероятной задачей. Это не означает, что такого рода исторический рывок для отдельно взятой страны невозможен вообще, но, во-первых, такая возможность существует только в виде единичного случая, а не массового явления (то есть в виде исключения, а не правила), а во-вторых, даже в качестве такого единичного явления она становится все менее вероятной.
Действительно, еще лет двести назад возможность национальных хозяйств конкурировать между собой за лучшее «место под солнцем» была более или менее реальной, а результат ее не был жестко детерминирован. Другими словами, при разумном устройстве экономической жизни в отдельно взятой стране за счет усердия, труда, таланта и образования ее населения можно было существенно изменить место страны на всемирной шкале богатства и экономической мощи. Значительную роль, правда, в то время играли и природные факторы — благоприятные природно-климатические условия и стабильный доступ к природным ресурсам (который, кстати, в условиях отсутствия развитого мирового рынка сырья обеспечивался преимущественно методами военно-административного контроля) были в то время важным и необходимым условием успешного экономического роста. Одновременно исходный уровень (то, что называется past record) вовсе не был основным фактором, почти всецело определяющим исход конкурентной борьбы для той или иной конкретной страны. Те же Соединенные Штаты, многие менее развитые страны Старого Света, Австралия — все это яркие примеры того, что исходное состояние бедности в период раннего капитализма не препятствовало ускоренному развитию и подъему среднего уровня потребления и производства до очень высокого для данной эпохи уровня. Правда, и разрыв между абсолютной бедностью и относительным процветанием нации в те времена, надо заметить, был невелик — особенно если рассматривать его с сегодняшних позиций. Другими словами, если сравнить процесс всемирного экономического развития с велогонкой, то двести лет назад, во-первых, все гонщики шли, по сути, одной большой группой, где первые лишь ненамного оторвались от последних; а во-вторых, велосипеды у всех были (более или менее) одинаково примитивны и несовершенны, и достаточно было лишь немного улучшить их конструкцию или даже просто начать более энергично крутить педали, чтобы существенно улучшить свою позицию в этой гонке.