Более того, все те пороки и изъяны укоренившейся в последние полтора десятилетия хозяйственной (и политической) системы, о которых мы говорили выше (и подробно анализировали в других наших работах), в той или иной степени характерны и для других стран, относящихся к этой же группе и имеющих сходные с Россией характеристики. И если в самой России подобные аналогии не особенно популярны, то, скажем, на Западе взгляд на Россию как на одну из ряда стран с относительно низким уровнем дохода, неэффективной хозяйственной и недемократической политической системой, является, пожалуй, преобладающим. Соответственно, те пороки, которыми сегодня страдает Россия, то есть: коррумпированность власти, колоссальные масштабы социального неравенства, бессилие и зависимость судебной машины, концентрация экономической и политической власти в руках узкой группы лиц с неоднозначной репутацией, огромная роль неформальных отношений в экономике и политике и т.д. — все это кажется многим и у нас, и в мире естественным и по-своему нормальным. (Есть даже получивший несколько скандальную известность обширный доклад, написанный бывшими экономическими советниками российского правительства А. Шляйфером и Д. Трайсманом, посвященный весьма неоднозначному состоянию российской политической и экономической системы, который так и называется — «Нормальная страна». Смысл доклада по сути сводится к вышеизложенному тезису: масштабы общественных пороков и экономической неэффективности в России не больше, а местами даже и меньше, чем у стран со схожим уровнем доходов, а значит — все, что в ней происходит, — это нормальный, естественный ход событий. А уж если кто-то ожидал от российского перехода от коммунизма к рынку чего-то большего — так незачем было предаваться иллюзиям. Россия никогда не была развитой страной, и подходить к ней с мерками таковой изначально было ошибочно.)
Однако Советский Союз на самом деле не был обычной страной со средним уровнем дохода. И дело не только и не столько в статусе военной сверхдержавы. Структура производства, структура экономически активного населения и его ментальность, экономическая и научно-техническая инфраструктура — все это было создано и поддерживалось с целью решения совсем иных, более масштабных задач, чем те же элементы в Аргентине, Бразилии или других странах, называемых в качестве «одноклассников» нынешней России.
Они представляли собой попытку советских лидеров бросить вызов естественному ходу истории и, безусловно, не были обусловлены требованиями рынка (которого в Советском Союзе и не было), и в этом смысле можно понять, когда те же вышеупомянутые экономические советники легко списывают потерянное в ходе «реформ» производство как «лишнее и ненужное». Однако большинство людей не считали унаследованное Россией от советского времени материальное и техническое наследие (кстати, созданное ценой огромных усилий и жертв) ненужным и обременительным. Более того, не будет преувеличением сказать, что именно оно дает России шанс за счет более целесообразного и эффективного его использования в исторически разумные сроки построить экономику того же типа, которая поддерживает современные рыночные демократии, пусть и с более скромным уровнем жизни. Именно это могло стать для россиян объединяющей задачей, которая примирила бы их и с трудностями перехода, и с неизбежным ростом социального расслоения, и с ощущением потери военного могущества страны.
Именно в этом и заключался смысл программы, которая называлась «500 дней».
Когда же люди, оказавшиеся у власти в постсоветской России в 1992-1998 гг., вместе со своими советниками решили, что никакие задачи общенационального масштаба рыночной России не нужны; что в экономике должно остаться только то, что востребовано рынком в данный конкретный момент времени (а что могло быть им востребовано в условиях, когда 95 % населения в течение нескольких месяцев лишилось всех сбережений, а 95 % менеджеров не имели представления о том, кто является хозяином их предприятий или будет им), естественно, преобладающая часть экономических активов в стране оказалась непригодной к производительному использованию и была обречена на деградацию.