Серый отошел в сторону и облил струей землю ниже родника. Тут и я понял, что надо бы и мне уединиться в кустах.
– Прекрасная дама меня извинит… – Я спешно вскочил и нырнул в молодой ельник.
– Буду ждать на десять шагов вперед, – отозвался голос.
Дурацкое начало знакомства, но лурсы по своему воспитанию менее стеснительны, нежели люди.
Звук струи, направленной в пласт слежавшейся палой хвои, заставил меня вскинуть голову и прислушаться – кроны наверху качались и шумели. Звуки вернулись. Какая-то птица подавала вдали свой голос. Я спешно поправил штаны и выскочил на дорогу, гадая, не приснилась ли мне наездница. Нет, она маячила невдалеке, остановила свою кобылу и теперь поправляла берет на буйных кудрях. Я огляделся и увидел знакомый родник, бегущий в сложенную из камней чашу, и замшелый трон неподалеку. Только сегодня вода радостно звенела. Я шагнул к роднику, спешно умылся и напился, потом напоил Серого, сунул руку в котомку и обнаружил, что припасов больше нет. Ну, что же, придется нам, Серый, прогуляться на голодный желудок.
Девица тем временем поджидала, когда же я подойду, натягивая повод и сдерживая беспокойную кобылку.
– Идешь в замок? – спросила она вместо приветствия.
– Ну да, на конкурс менестрелей.
– А ты менестрель?
– Ага.
Она окинула меня насмешливым взглядом. Глазищи у нее были серые и огромные, брови широкие, куньи, носик вздернутый, рот большой, но соразмерно, губы полные, розовые. Поцеловать бы. Я отвел взор. Не положено дерзко разглядывать незнакомых барышень, наставляла меня матушка.
– Ты же вроде бы лурс. И стихопевец?
– Лурс наполовину. И пою. И слагаю стихи.
– Поёшь тоже наполовину?
Шутка вышла обидной и хлесткой, и я не нашелся, как ее отбить.
– И звать тебя как, полупевец?
– Тиано.
Я поднял на нее вопросительный взгляд.
– Лайра. Если ты тащишь свою запыленную тушку в замок, то подойди и возьмись за луку седла. По этой дороге в замок можно пройти только с проводником.
– Ты – проводник?
– Не я. Вот! – Она вытянула из-под сорочки серебряную цепочку с массивным медальоном. – Вот пропуск. До того мгновения, когда замок появится вдали, руку не отпускай, а то опять на полупуть попадешь.
– У меня есть пропуск. – Я в свою очередь вытащил из-под рубашки медальон.
– Это подделка. Такие продают за два медяка на базарах города Семи портов и во Флорелле. Или ты отдал за него золотой?
Я покраснел.
– Руку не отпускай! – приказала она.
– А Серый? – Я огляделся.
Мул трусил за нами, изредка инспектируя придорожные заросли, которые, против вчерашнего, повеселели. Мелькали в них синие колокольчики, желтые и белые цветочки, названия которых я не знал, гудели пчелы, которых Серый пугался.
– Животине контакт не нужен, он по следу пройдет.
Я вспомнил, как вечером Серый вывел меня на эту дорогу, и улыбнулся.
– А ты – менестрель, Лайра? – Я заметил у нее за спиной лютню в чехле, полускрытую черным бархатным плащом.
– Конечно. – Она улыбнулась весьма самоуверенно.
– И петь будешь? Свои песни?
– И свои, и старые, теперь забытые. Есть хочешь?
Я хотел сказать, что не голоден, но против воли кивнул. Она достала из сумки кусок пирога. Пирог был с яблоками и пах одуряюще, будто только-только из печи.
Серый оживился, учуяв запах выпечки. Я вежливо откусил пару раз и протянул добрую половину серому спутнику.
– Ты издалека пришел или из той общины, что живет во Флорелле на улице лурсов?
– Издалека. Из-за вала короля Бруно.
– Дикие земли.
– Они не дикие. Там много замков и башни чароведов. И книжные хранилища. И у нас в доме хранилище книг. – И добавил: – Древних книг.
– Лурсы… Говорят, их язык так сложен, что не поймешь, о чем говорит собеседник. Он играет словами, обманывает смыслами. Отец всегда напоминал: не имей дело с лурсами.
– Не бойся, как только увидим замок, я к тебе и не подойду, – воскликнул я с обидой.
Она рассмеялась:
– Так скажешь, ты не обманщик?
– Нет, не обманщик. И лурсы не лгут. Они проникают в смысл сказанного, снимая шелуху обмана.
– Вот как? В чем же шелуха моего обмана?
– Ты обманулась, взяв на веру чужое суждение и убедив себя, что оно – твое.
Лайра нахмурилась, хотела ответить, но не успела, впереди послышались голоса и смех. За поворотом лесной дороги мы увидели стоящую повозку, запряженную парой лошадей, и компанию молодежи. Трое молодых людей и с ними две девушки в темных дорожных платьях и серых суконных накидках поверх. Парни растерянно смотрели на скособоченную повозку. Одно колесо слетело и теперь валялось в пыли, из расколотого обода торчали во все стороны, как иглы дикобраза, спицы.
– Карл! – окликнула одного из парней моя спутница. – Смотрю, ты меня опередил.
– Лайра, солнышко! – отозвался парень в синем берете с белым пером и в коротком бархатном плаще бирюзового оттенка поверх пестрого колета и не менее пестрых штанов. Лицо у него было круглое, полноватое, красивое, с темными глазами навыкате, сочными красными губами, маленькими, лихо подкрученными усиками и бородкой клинышком. – Часом, нет ли у тебя, солнышко, для нас запасного колеса? А то у нас тут беда. И неясно, близко или далеко до замка.