Половина бунтовщиков на крыше легла трупами, половина сдалась. Надзиратели вновь заковали их. Бесконечно долгий вечер обернулся ночью, ночь близилась к утру, а четверых беглецов никак не могли поймать. Они прятались где-то здесь, в здании, не рискуя выбраться наружу — надо полагать, боялись василисков. Беглые маги обнаруживались то там, то сям и везде расставляли ловушки. Никто не спал. Надзиратели чуть ли не поминутно проверяли оковы на заключенных. Маги скалились им в лицо. Уставший до судорог Кааренбейм сидел в своем кабинете, посматривал то на покойного виновника неприятностей в одном углу, то на мирно спящую девушку-жабу в другом и ждал от Семирукой очередной гадости.
Дождался.
Белым призраком с вытаращенными глазами возник в проеме двери его помощник. Губы надзирателя тряслись, руки — тоже.
— Там это… — едва выговорил он. — Они… Проклятие! Ка-ак оно того! Мы все оттуда… А они — туда!
Начальник тюрьмы воздел очи к потолку.
— Глупеют на глазах! — пожаловался он пауку, съезжавшему по паутинке. — Хотя куда уж дальше, а?
Паук сделал выводы — быстро полез обратно вверх. Кааренбейм встал из-за стола. Ему хотелось растерзать дурака подчиненного на кусочки, выбросить за дверь и лечь спать. Прямо на полу, подальше от покойника, пусть от него и прохладно. Лучше уж в обнимку с жабой.
— Где? — устало спросил он.
Беглые устроили ловушку в коридоре четвертого этажа, на входе в отделение. Ун Бхе и дор Зеельмайн шли первыми, несколько надзирателей следовали за ними. Как только маги прошли тамбур, миновали перекресток и разделились, воздух позади них загустел. Напуганные тюремщики бросились назад. Южанин оказался в северном поперечном коридоре, северянка — в южном. Облако проклятия, густое как кисель, растеклось по перекрестку коридоров. Надзиратели успели выскочить из отделения. Маги остались там.
— Так что нам делать, сударь?
Начальник тюрьмы смерил помощника взглядом и грузно опустился обратно в кресло.
— А что мы можем сделать, болван? — раздельно сказал он. — Маги либо разберутся сами, либо…
Он не договорил, сморщился и махнул рукой — ступай, мол. Надзиратель выскочил за дверь, спиной чувствуя начальственную злость. Кааренбейм и впрямь озлился. На себя — за то, что снизошел до объяснений подчиненному. На магов — за то, что влипли в ловушку. На заключенных — за все. На Семирукую… Впрочем, нет. Начальник тюрьмы суеверно боялся злиться на Семирукую пряху. Себе дороже.
Единственное, что он мог и должен был сделать в такой ситуации, это связаться с главным королевским почтальоном. Сообщить сударю Йемителми, что великолепный южанин вместе с блистательной северянкой застряли в ловушке, а четверо арестантов все еще на свободе. Да, надо связаться и сообщить. Но Кааренбейм поймал себя на мысли, что ему не хочется спешить с докладом. Сначала надо настроиться, чтобы в голосе не проскользнули нотки неуместного злорадства. Положение в тюрьме опасное, а он, стыдно сказать, доволен, что судари высокомерные маги наконец огребут свое.
— Пусть хлебнут! — громко сказал начальник тюрьмы.
Но уточнять, кто и чего должен хлебнуть, поостерегся. Мало ли. Даже паучки бывают ушастые, не говоря о жабах и покойниках.
…Когда проклятие взорвалось позади с легким хлопком, Хедвига дор Зеельмайн подумала: «Вот и все». Последние много часов она жила, ощущая внутри натянутую струну. Струна лопнула.
Коридор был пуст. Сигнал, который привел их сюда, оказался приманкой.
Она обернулась. Развилку быстро затягивало туманом. Где-то по ту сторону опасного облака был Мбо. Никакой возможности пробиться друг к другу. От того, что любимого нет рядом, Хедвиге стало не по себе. Она успела привыкнуть, что они сражаются бок о бок.
Облако колыхалось на перекрестке, словно не могло решить, по какому из четырех путей направиться. В каком-то смысле так оно и было. Дор Зеельмайн знала этот тип проклятий, обладающих подобием жизни. Сгусток недоброй воли мог выбирать, на кого ему пасть. Не сводя глаз с густого тумана, северянка попятилась. Пока что облако ею не интересовалось.
Невозможно было сказать, в чем именно заключается само проклятие. Если бы знать, можно было пытаться его обезвредить. Но псевдоживая оболочка до поры надежно скрывала зловредную начинку. Как гадательный пирожок на празднике середины зимы — можно раскусить и обнаружить приторное варенье, а можно перченый горох. С той только разницей, что сладких проклятий не бывает. Они все горькие, каждое по-своему.
Облако задрожало, словно ему надоело висеть на месте. А Хеди вдруг похолодела. Она внезапно поняла простую вещь: проклятие не развеется, пока не найдет себе жертву. Жертвой может стать либо она, либо Мбо. И если спасется один, значит, пострадает другой. Единственный способ спасти любимого — взять проклятие на себя. И быстрее, пока он не пришел к тому же выводу!
Хедвига стремительно шагнула вперед, в магический туман. В последний миг ей перехватило горло, словно она собиралась вдохнуть яд.