— Потом он хочет объединить все народы под знаменем атеистического рационализма, — продолжал молодой кардинал. — Или рационалистического атеизма, не помню уж, как он это назвал.
— Это не важно, — заметила вдовствующая герцогиня.
Молодой кардинал попытался придать своему голосу убедительности и страсти и продолжил:
— Для осуществления этой цели ему придется упразднить и вырвать с корнем институт папства как источник суеверий, угнетения, темноты и несчастий.
Трепетная дрожь в его голосе оставила вдову герцога совершенно холодной.
— Ах так, — сказала она. — И что же дальше?
— А дальше он хочет сокрушить мощь Турции.
— Естественно, — подтвердила вдовствующая герцогиня. — Это все понятно. Одно лишь я никак в толк не возьму: какая роль во всем этом отведена нам и каким образом мы — по вашему собственному выражению — вернем свои деньги, славу и могущество?
— Все очень просто, — сказал молодой кардинал, и в нескольких вполне конкретных, шепотом произнесенных словах изложил герцогине суть той незначительной роли, которую граф ди Монте-Кьяра отвел ему и осуществить которую будет много легче, если она, обожаемая тетушка, окажет ему содействие и поможет в час дворцового переворота своим советом, поддержкой и участием. От успеха этой революции зависит все; после нее открыть ворота будет уже совершенным пустяком. Вот теперь тетушка во все посвящена, и молодой кардинал рассчитывает, что она по достоинству оценила этот скромный, но остроумный план.
— Да, это мне нравится, — согласилась вдовствующая герцогиня.
— Вы сами видите, что он принесет пользу прежде всего нам, — развивал свою мысль Джованни, обрадованный, что тетушка, наконец, позволила себя убедить.
— Да, он принесёт нам пользу, — повторила вдовствующая герцогиня. — Хоть и небольшую, но ведь на безрыбье и рак — рыба.
— Как это — небольшую? — удивился молодой кардинал. — Даже если бы он никак не отблагодарил нас, чего я не допускаю, я поделюсь с вами, дорогая тетушка, всем своим имуществом, возвратить которое он мне обещал. Петр никогда не лжет и обещания свои всегда выполняет.
— Я не желаю ничего получать ни от вас, ни от него, кто убил мою дочь и, наверное, был ее мужем, поскольку вы таковым не являетесь, — сказала герцогиня-вдова. — Мой повелитель, от которого я завишу, — Святой отец в Риме, и вы отправитесь к нему завтра утром или, вернее, уже сегодня, поскольку уже за полночь, и расскажете ему во всех подробностях, кто такой граф ди Монте-Кьяра и что у него на уме, то есть какие новые злодейства он умышляет противу нашей святой веры и мирных людей доброй воли. Вы передадите ему, то есть Его Святейшеству, что я уговорила вас предпринять этот шаг и теперь твердо рассчитываю, что Святой отец того не забудет. Это и есть та небольшая польза, которая проистекает для нас из безвкусной пошлой истории, о чем я сразу вам и заявила.
Эти роковые слова она произнесла так громко, что молодой кардинал счел необходимым обежать все двери — и те, что вели в соседние покои, и те, что выходили в коридор — и снова удостовериться, не подслушивает ли их кто-нибудь. Ах, Боже милосердный, мелькало у него в уме, ах, святые угодники и ангелы небесные, зачем я, дурак, все рассказал этой бабе!
— Ах, тетушка, дорогая тетушка, — в испуге пролепетал он, выбивая зубами дробь, трясясь как в лихорадке и глотая слезы, — не требуйте от меня ничего подобного! Лучше я покончу с собой, чем послушаюсь вас. Вы не знаете Петра так, как знаю его я: это стихия, демон! Два года назад он — нищий неудачник, а нынче — владелец острова и собственного военного флота; как вы это объясните, если не вмешательством сверхъестественных сил, которые ему удалось укротить и подчинить себе? Ну, скажите сами, ведь вы разбираетесь в этих делах лучше меня. Это правда, он нанес нам оскорбление, но ведь только потому, что мы первые ставили ему палки в колеса, а теперь вы хотите начать все сначала! Почему не дать ему шанс исправить то, что испорчено по нашей вине? Он пригрозил, что лучше мне броситься вниз головой в полыхающий жаром кратер Этны, чем предать его снова, а ведь именно на это вы меня теперь толкаете. Нет, я этого не сделаю, тетушка. Я мужчина, к тому же занимающий высокое положение, и отдаю себе отчет, как мне следует и как не следует поступать.