Но Никита думал только об изнуряющем зное и о том, что ему топать два километра по солнцепеку до деревни. Он купил на станции сразу три мороженых и пошагал вслед за жиденьким потоком пассажиров в сторону едва виднеющегося вдали населенного пункта.
Самой последней в этой веренице ковыляла вразвалочку толстая бабка с двумя большими авоськами в руках. Никита шел налегке, энергичным пружинистым шагом, грыз твердокаменное мороженое и глазел по сторонам, когда же мороженое было съедено, он от скуки обратил свой взор на шагающих впереди сограждан и на бабку с сумками. В душе его неприятно завозилась совесть.
Бабка была стара, она еле волочила ноги, ее прерывистое дыхание было слышно за десять шагов. Она охала, встряхивала сумки, чтобы удобнее перехватить их. Стонала, снова охала и жалобно бормотала.
Никита, сколько ни вертел головой по сторонам, наконец не выдержал, догнал бабку.
– Разрешите, я вам помогу?
– Ой, спасибо. Вот выручил, – радовалась бабка, передавая Никите тяжеленые, почти неподъемные сумки. – А ты откуда же взялся, вроде я тебя в нашей деревне раньше не видала? В гости к кому приехал? – ворковала над ним оживившаяся старуха.
– Нет, – кряхтя под тяжестью сумок, проскрипел Никита. – Что ж вас никто с электрички не встретил, муж или дети?
– А некому встречать. Муж помер, дети в городе. Внуки вот должны приехать погостить, так пока не приехали, – радовалась бабка нежданной помощи. – А ты-то к кому приехал?
– Я так, вообще. Из Следственного комитета я, по поводу Ситникова Алексея Родионовича.
– Алексея? А что с ним? Следственный комитет, это что же, полиция получается? Неужто же он натворил что? В его возрасте? Да и вообще он же такой честный. Порядочный человек! Доктор! – волновалась все больше бабка.
– Убили его, а мы дело расследуем.
– Ох! – махнула руками бабка, останавливаясь на дороге, лицо ее мгновенно сморщилось, как печеное яблоко. – Убили? Да как же это? Вот горе-то! – И бабка приготовилась заплакать.
– А вы что, знали его? – поспешил отвлечь ее Никита, чтобы не слушать бессмысленный вой посреди дороги.
– А то! Еще как! В школе вместе учились, – плаксиво сообщила новая знакомая. Никите от этих слов даже померещилось, что сумки легче стали.
– А семью его тоже знали?
– А то. Это ж деревня, – поправляя платок и утирая кончиком пот со лба и навернувшиеся слезы, пояснила бабка. – Ребятишками вместе бегали, только я на три годка моложе. Школа у нас деревенская была, маленькая, все в одном классе сидели, на переменках во дворе бегали. Алешка всегда умником был. Отец у него не из наших был, питерский, во время войны у Алешкиной матери в подполе прятался, вот и сошлись. Погиб он, когда Алешка еще маленький был. Говорят, что он тоже врачом был, и Алешка, сколько себя помню, все мечтал на доктора выучиться. Выучился.
– А давно он сюда приезжать перестал?
– Да нет, – снова трогаясь в путь, охотно рассказывала бабка. – В прошлый год с Татьяной летом были, и сын его Родька всегда приезжал, и маленький на каникулы, и сейчас, бывает, заедет. И дочка Ольга. Вот только в этом году не приехали, правнук у них, говорят, родился. Не до того. А то, может, еще и приедут, – не спеша рассуждала бабка, одышливо карабкаясь на невысокий пригорок.
– А у них тут дом, что ли, есть? – подталкивал ее под локоть Никита.
– А то! Матери Алешкиной дом. Только они его в порядок привели. Крыша, там, фундамент, и воду даже провели. Почти дворец. Да я вам покажу. Вон за ту рощицу повернем, с дороги на тропинку сойдем, и покажу. А вы, что ж это, так вот с электрички до нашей деревни, а потом опять на электричку?
– Ага, – тяжело вздохнул обливающийся потом Никита.
– Вот работенка у вас. Ну да ничего. Ко мне зайдем, я вас квасом домашним угощу, а то и окрошкой, коли не побрезгуете. У меня огурцы в этом году рано пошли, я уж пару банок закатала. Так что могу малосольным огурчиком угостить. Картошечка своя молодая, мелкая, правда, еще, но зато уже своя молоденькая.
– Спасибо! – радостно согласился Никита, уже представляя, как сядет в прохладной чистой избе, навернет окрошечки с малосольным огурчиком, а потом завалится… Стоп. Никаких «завалится» не будет. Ему еще свидетелей найти надо. Правда, с этой бабкой дело быстро пойдет, это уже ясно. Повезло ему, что не поленился, сумки подхватил. Добрые дела всегда вознаграждаются по заслугам!
– Вон дом их, с красной крышей, – вывела Никиту из мечтательного состояния бабка. – Второй этаж на чердаке оборудовали, а то семья-то большая, когда все вместе собирались, не разместиться было.
Дом был большой, с верандой, мезонином, крытый металлочерепицей, обшитый евровагонкой, самый красивый в деревне.
– А тебя как звать-то? – ожила снова бабка.
– Никитой.