Перстень на пальце

— Я не верю! Я не верю! Ты обещал привезти его! Ты мне обещал, папа!

Опять прижав ее к себе, отец тяжело высек:

— Прости меня! Я не смог выполнить своего обещания! Так получилось. Я не виноват в этом, — никогда ни перед кем он не оправдывался, считал это унизительным для себя, и теперь через силу выдавливал такие слова, стараясь, чтобы дочь поверила ему.

Верхняя губа у дочери дрогнула, из глаз брызнули слезы, и она захлебнулась ими. Однако быстро взяла себя в руки, оторвала лицо от его плеча, до нее окончательно дошли слова отца, которые до того никак не укладывались в голове, и она отчетливо произнесла:

— Ты меня убил, папа! Ты меня убил! Ты разочаровал меня! Как я могу тебе верить теперь?

Эти слова словно оглоушили отца. Именно такой реакции он не хотел от дочери. Сейчас будто оборвалась родовая связь между ними. Лопнула, как тонкая ниточка, соединявшая их с рождения ребенка. Кажется, он стал терять свою дочь. Он смотрел ей в лицо и видел, как стремительно она отдалялась от него. Мозг у отца точно взорвало и расплескало по стенкам черепа. Нет, только не это. Он не мог потерять дочь. И может быть впервые не осознавая до конца того, что говорит, выдохнул:

— Зато я приготовил тебе подарок, чтобы ты могла утолить свою боль, — слова вылетели из горла, он тут же пожалел о них, но уже не воротишь.

Взгляд дочери был отчужденным и голос осуждающим:

— О чем ты говоришь, папа? Какой подарок? Какой еще подарок? О чем ты говоришь?

— Я знаю, я виноват перед тобой! — он не выпускал из рук ее плечи. — Я не могу исправить того, что случилось. Но ты можешь отомстить за себя и за Андрона, распорядившись моим подарком!

Отведя от него сухие холодные глаза, она посмотрела куда-то вдаль, поверх охранников во дворе, поверх забора. В ней что-то на самом деле оборвалось, может, это была родовая связь, может нить между нею и Андроном, но в этот миг она ощутила себя опустошенной и одинокой. Спросила:

— Где же он?

— Я оставил его в городе, — сказал отец. — Мне кажется, ты рада будешь такому подарку.

Сделав шаг в сторону, дочь направилась к крыльцу, но остановилась и переспросила:

— Что же это?

По волевому надменному лицу пробежало выражение удовлетворения тем, что удалось заинтересовать дочь, отвлечь ее от тоскливой боли:

— Это шлюха, на которую клюнул Андрон.

Сразу и сильно дочь покраснела, в глазах сверкнула ярость:

— Зачем ты ее схватил? Зачем мне нужна шлюха? Это что, такая шутка, папа? — верхняя губа у дочери опять задрожала.

В голосе отца появились жесткие нотки:

— Это непростая шлюха, это дорогая шалава! Ты можешь делать с нею все, что захочешь! Вырвать сердце, кишки, глаза! Все, чтобы отомстить! Чтобы впредь ни одной дряни неповадно было с тобой тягаться! На пути у тебя еще столько может всяких уродов появиться! Ты должна научиться, обращаться с ними, как со скотами! А если пожелаешь, я отправлю ее в самый дешевый бордель за кордон, дальше отсюда, чтобы здесь ее никто никогда не нашел!

Дочь долго молчала в ответ, ему уже показалось, что она готова отказаться, но она проговорила:

— Хорошо, покажи мне ее!

Удовлетворение разлилось в груди у отца, все-таки это его дочь, она так же, как он не способна прощать и готова мстить нещадно:

— Нам придется поехать в город, — сказал он. — Сюда привозить ее нельзя.

Резко дернувшись, дочь глянула на отца требовательно и хищно:

— Я готова!

— Вот и хорошо! — одобрил он. — Тогда, — он чуть подумал, — послезавтра утром и выедем, — но, увидев глаза дочери, понял, что она приняла другое решение, от которого не отступит, и он, привыкший повелевать, почувствовал, что сейчас должен подчиниться ее желанию.

— Нет! — выдохнула она. — Не будем откладывать на послезавтра! Поедем завтра до обеда.

— Ладно! — кивнул он. — Как хочешь. Поедем завтра!

Опустив голову, сжав плечи, она медленно подошла к крыльцу, неторопливо, держась за кованые поручни, поднялась по ступеням, выложенным плиткой, и, не оглядываясь, скрылась за тяжелой металлической дверью. Вид у нее был отрешенным, как будто все вокруг стало для нее чуждым. Никого не хотела видеть. Отец тоскливым взглядом проследил за нею до самой двери. И затем тяжелой походкой двинулся следом.

Утром следующего дня, он проснулся рано. Дочь еще спала. Это было непривычно для него, потому что она тоже была ранней птахой. Однако будить ее не стал, сознавал, что после вчерашней новости она, наверняка долго не могла заснуть, возможно, плакала и плохо спала. Домработница отводила глаза и вздыхала, как будто сочувствовала ему. Ходила на цыпочках. Старалась не греметь посудой на кухне. Собравшись в дорогу, он отправился в свой кабинет, сел за стол, размышляя о последних событиях. Ощущение было таким, точно вокруг него сжимался обруч, разорвать который он не мог. Дочь восприняла известие о смерти мужа тяжело, практически обвинила во всем отца. Ну, а чего же он ожидал? Ведь на самом деле так и было. А ей как будто чутье подсказывало это. Иначе и быть не должно. Она его дочь, у нее его хватка, интуиция и сила воли. Он не сомневался, что она скоро переживет этот стресс, и все вернется в свое русло.