— Не смей грубить мне, мышь панельная! — возмутился тот. — Если бы ты не крутила задом, мой зять никогда не ушел бы из семьи! Ты будешь наказана за это! Всю жизнь помнить будешь, что нельзя становиться на пути у моей дочери!
Это утверждение отца будто вдохнуло в его дочь воздух несогласия, изгоняя недавний дух облегчения, она отступила от Ольги, выдавила:
— Я тебе не верю! — лицо похолодело, стало враждебным. — Ты сейчас можешь наговорить все, что угодно, чтобы выгородить себя!
Ее тут же громко поддержал отец:
— Я горжусь тобой, дочь моя! Эта панельщица не стоит твоего мизинца! Она разрушила твою любовь! Она унизила тебя! Ты должна разрушить ее жизнь! Я дарю тебе эту шлюху! Растопчи ее, как половую тряпку!
Видя, как круто, в один миг, перевернулась линия ее судьбы, Ольга замерла и напряглась. Ледяной сгусток отвращения и ненависти в глазах вдовы заставил содрогнуться. Ольга вдруг поняла, что та поступит с нею именно так, как требует отец. Ее внешняя уравновешенность и спокойствие не более чем маска. Но глаза раскрывали ее суть. Она растопчет, не раздумывая. Видно, отец чует эту внутреннюю жестокость в дочери, а потому уступает ей. В этих обстоятельствах трудно найти правильное решение. Если только не попытаться стать яблоком раздора для них. Чтобы не ее стремились разорвать, а начали рвать друг друга. Ольга ощутила, что наступает критический момент. Дочь Хозяина должна произнести заключительные решающие слова. После этого изменить что-то вряд ли будет уже возможно. Женская смекалка подсказала, что нужно опередить вдову. И Ольга отчаянно использовала последний шанс. Выдохнула:
— Он твой отец. Ты, конечно, веришь ему. Он обвинил меня во всех грехах. Но он лжет! Я не такая, как говорит он! Я не умею врать! Я никогда не имела никакой связи с твоим мужем! Но я была свидетелем его смерти! Я не знаю, что рассказал об этом тебе отец. Но я видела, как он приказал Кескову убить твоего мужа, как Кесков по его приказу выстрелил ему в висок. На моих глазах! И это правда! И второй правды нет!
Жуткий вой Хозяина внезапно заполнил всю комнату, выбился в прихожую и кухню, он подскочил к Ольге и с размаху ударил ее по лицу. От удара она рухнула на пол. Он ударил ее ногой:
— Врешь, стерва! Убью, шлюха!
И тут негодующий крик его дочери разнесся над воплем отца. Она вдруг метнулась к охраннику, стоявшему в дверях, вырвала у того из-за пояса пистолет, подскочила к отцу и больно ткнула ему в лицо. Хозяин опешил, увидев в руках дочери ствол, глаза вылезли из орбит. Она истерично закричала:
— Назад! Она моя! Ты подарил ее мне!
— Дочь моя, ты что? — попятился отец, видя бешеный блеск в ее глазах. — На отца? Руку на отца? Ты поверила этой шлюхе? Успокойся! Убери ствол!
Не опуская пистолета, она с остервенением пнула Ольгу, потребовала:
— Вставай!
Возбужденно, не чувствуя боли, Ольга поднялась. Вдова снова потребовала:
— Говори!
Вероятно, сейчас появилась возможность сохранить себе жизнь, между дочерью и отцом наметился раздор, поэтому Ольга выложила все, что хотела сказать:
— Я не разрушала твоей любви. Твой отец убил ее. Твой муж просил его увидеть тебя. Он хотел вернуться. Он говорил твоему отцу, что у вас будет ребенок. Но твой отец приказал убить его и пообещал вытравить у тебя его ребенка!
Ствол пистолета, направленный на Хозяина, вздрагивал в руках его дочери. Ее глаза горели диким огнем. Его голос сейчас прозвучал осторожно и несильно:
— Дочь моя, я твой отец. Я вырастил тебя. Неужели ты не веришь мне? Неужели эта шлюха вызывает у тебя большее доверие? Она все врет! Все совсем не так! Это все из-за нее! Во всем виновата она! Только она одна!
Повернувшись к Ольге, вдова вдруг ударила ее рукояткой пистолета, опрокинула на пол и стала гневно безжалостно избивать ногами, выбрасывая из горла захлебывающиеся звуки:
— Не верю! Ни одному слову не верю! Дрянь! Это ты, дрянь, виновна! Это все из-за тебя!
Отец двумя руками сзади обхватил дочь, отнял пистолет, прижал ее к себе. Но она продолжала биться в его руках, выкрикивая:
— Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!
— Не марай об нее руки! — удерживая дочь, говорил отец. — Много чести для шлюхи! Ты только скажи, парни прямо сейчас отправят ее на тот свет!
Постепенно успокоившись, она повернулась лицом к отцу, прижалась к его плечу, и из ее глаз вытекли две маленькие слезинки, после чего глаза снова стали сухими и отчужденными. Он молча замер над нею, обнимая. Наконец, она отстранилась, сухо сказала:
— Не тронь ее! Я сама решу, как поступить с нею! — минуту помолчала и добавила. — Ты все-таки убил его. Я так и предполагала. Но ведь ты обещал, что не тронешь его.
— Не верь ей, доченька! — вновь попытался оправдаться отец. — Все было совсем не так, как она здесь наговорила.